Лягушки

Отчего-то соображение о семейном гнезде вызвало у Ковригина чувство беспокойства. Или даже грусти. И опять какая-то смутно-выраженная реалиями женщина промелькнула в видениях Ковригина, знакомый запах её ощутил Ковригин, он напомнил ему о речной кувшинке. Кто она? Явно не Антонина… Ковригин сразу посчитал, что ни о какой иной женщине, кроме как о Хмелёвой, думать сейчас нет нужды, а томление его или грусть имеют до смешного бытовое происхождение: в их так называемом семейном гнезде нет ни напитков, ни простейшей еды, не говоря о деликатесах или лакомствах, способных благоустроить праздничный стол.

«Придётся мотаться в магазин, – теперь уже всерьез озаботился Ковригин. – Хотя бы и в „Алые паруса“».

На Малой Никитской Ковригин отпустил такси и отворил перед Хмелёвой дверь в милицейский дом.

Её, видите ли, пугали дни ожиданий. Теперь торопит минуты. Суть же нервическо-деловой поспешности ему, Ковригину, не разъяснена. В лучшем случае, посчитаем, из-за любезного желания щепетильной женщины уберечь дорогого ей человека от возможного лиха. Это предполагаемое желание, конечно, было Ковригину приятно, но рождало и недоумения. С чего бы вдруг он стал для Хмелёвой дорогим человеком? И стал ли? Ни про какую любовь к нему он не услышал пока от Хмелёвой ни слова. Да и нужна ли ему её любовь? Пусть Елена Михайловна постоит в очереди к паспортистке, для начала – с месяц, а он – поразмышляет. Да и ей, возможно, за недели бумажных хождений собственная затея наскучит. Или ей наскучат ночлеги в его спальне…

В тупиковом коридоре полуподвала действительно томились уставшие и раздражённые люди. «До обеда и справки получить не успеем», – подумал Ковригин. Спросил:

– Кто последний?

– Я – крайний. Но здесь вызывают, – сказал мужик лет пятидесяти, один глаз у него был центрально-азиатский, от киргыз-кайсацкой орды прекрасной Фелицы, другой – европейский. – Вы документы сдавали?

– Нет…

– Значит, сегодня и не вызовут…

Хмелёва прислонилась к стене, взглядом дав Ковригину понять, что намерена отстоять вахту до гудка («Ты постой, постой, красавица моя!» – пропел про себя Ковригин), он был в раздражении, голоден и съел бы даже гнусную овсяную кашу Геракла из аристофановских «Лягушек». «Что этих-то сюда пригнало? – подумал он о людях из очереди. – А что меня?» Женщина, полудремавшая на стуле возле Хмелёвой, оживилась и поинтересовалась, интонацией и звуками объявив о своём полтавском происхождении:

– Ваша фамилия случайно не Ковригина?

– Нет, не Ковригина, – Хмелёва произнесла это с высокомерием, чуть ли не Мариной Мнишек, но тут же сообразила: – Муж у меня – Ковригин!

– Та шож вы опаздываете! Тут всё выкликают каких-то Ковригина и Хмелёву!

При этом важная, видимо, дверь приоткрылась и выкрикнули:

– Ковригин и Хмелёва не появились?

– Появились, – Ковригин будто очнулся, скомандовал: – Лена, за мной!

Но Лена тут же очутилась впереди Ковригина. Снова был выслушан выговор. Впрочем, деликатный. Оказывается, их документы были выправлены неделю назад, а они не удосужились прийти за ними, что нынче в Москве могло показаться и странным. В удивлении Ковригин приоткрыл было рот и вот-вот принялся бы говорить, будто нуждаясь в оправданиях, что их только что, утром сегодня, расписали, но Хмелёва на всякий случай наступила ему на ногу.

– И с фотографиям всё в порядке? – не удержался Ковригин.

А никаких фотографий они и не сдавали.

– И с фотографиями всё в порядке! – заверили молодожёнов. – Распишитесь вот здесь и здесь. Спасибо. И поздравляем вас! В особенности Елену Михайловну Хмелёву. Вы теперь москвичка и прописаны в историческом районе города! Но уж в следующий раз, будьте добры, не задерживайтесь с получением новых документов…

– В следующий раз – непременно! – заверил Ковригин.

– Ну, Александр Андреевич! Вы меня удивляете! – с восторгом воскликнула Хмелёва уже на улице. – Не приятель ваш, похоже, в городе влиятельный, а вы сами… А, Сашенька? А говорил – полтора месяца, полтора месяца, столичные сроки… Вот тебе и сроки…

– Да я-то тут при чём! – в досаде буркнул Ковригин.

А сам со вниманием изучал обретённые документы. Не большой он был специалист в исследовании фальшивых штампов, подписей и водяных знаков, но в полиграфических тонкостях разбирался. И на первый взгляд можно было посчитать, что всё изготовлено благопристойно и с соблюдением государственной важности требований. Единственно, что могло озадачить (впрочем, очередная мелочь Ковригина уже не озадачивала), так это – хронологические несовпадения. Выходило (и в бумагах, просмотренных Ковригиным в паспортном столе), что они с Хмелёвой сочетались браком не сегодня, а две недели назад, и это подтверждалось бумагами из ЗАГСа с автографами его, Ковригина, и Хмелёвой. Но в увлекающейся стране, чьи жители выкладывали деньги, и немалые, за книги В. Хвостенко о новой хронологии, это и странностью признать было нельзя.

– Потом переварю, – заключил Ковригин. – Без бутылки хорошего виски не разберёшься.

– Давай сюда бумаги. Положу в сумочку, – сказала Хмелёва. – Дождь начал накрапывать.