Лягушки

А Ковригин понял, что самобичевание его происходит не только с капризами, но и впрямь с кокетствами блондинки, а когда энергия в нём восстановится, ему станет стыдно и он снова усядется за письменный стол. Если, конечно, его не отвлекут от житейских и профессиональных забот всерьёз.

И надо будет продумать, как вести себя с людьми, ищущими интересующую их вещь или особу. При этом хорошо было бы узнать, с кем придётся вести разговоры – с важной персоной или с его служивыми псами.

Врать Ковригин не хотел. Да и не умел, враньё его было бы моментально распознано. Если, конечно, разыскивали вещь, то и врать или фантазировать не пришлось бы… Но если – особу… Тут возникли бы затруднения. Особа эта раздосадовала Ковригина, можно сказать, обидела, поставив в глупейшее положение. Но она по-прежнему была симпатична ему. Да если бы уже и не была симпатична? Даже не зная её замысла, обстоятельств, от которых она желала освободиться, рассказав хоть долю правды, Ковригин мог бы потерять лицо, нарушить приличия мужика, а женщину погубить (вполне допустимо, что здесь он заблуждался).

Но так или иначе он стал пособником затей Хмелёвой. И если ищут её, ему не поздоровится. Церемонии с ним разводить не станут. И позвать на помощь некого. Посёлок стоял почти пустой.

«А не уйти ли в лес?» – подумал Ковригин. «В партизаны, что ли? – тут же спросил он себя. – Нет, дойти через Леониху лесом до Алачкова, это километров пять, а там – электрички, ветка на Михнево, и покататься электричками по Московской области с ночёвками на вокзалах…»

Мысль эта показалась Ковригину трусливо-постыдной. Коли в чём виноват – отвечай. К тому же бегство вышло бы поступком дурака. Всё равно изловили бы.

«А-а-а! Будь что будет!» – решил Ковригин.

А это «будет» очень скоро на двух джипах почти бесшумно подъехало к забору Ковригина. Трое мужчин вылезли из них и ступили на землю садово-огороднического товарищества издательства «Перетруд». Дверь калитки они не открывали, а стояли перед ней смиренно, ожидая приглашения войти в сад. Ковригин рассмотрел их из дома, вздохнул и предложил гостям войти. Первым шагнул за калитку Острецов. Следом за ним прошествовали два молодца в чёрных котелках и чёрных же перчатках, одеждой и манерами схожие с людьми свиты принца Флоризеля из сериала с Олегом Далем. Сам Острецов выглядел не столь живописно, как Флоризель, наряд имел строгий, классический, будто бы намерен нанести официальный визит. Возможно, после разговора с неразумным Ковригиным ему и предстоял именно официальный визит.

– Даже и не знаю, куда пригласить вас, Мстислав Фёдорович, – размышлял Ковригин. – В комнатах теснота и беспорядок. Если только на террасу…

– Согласен и на террасу, – кивнул Острецов.

«И терраса у нас убогая», – словно бы только сейчас сделал открытие Ковригин. Единственно – в ней приятно пахло осенними яблоками, разложенными на диване.

– Да, тесновато у вас, – сказал хозяин усадьбы Журино.

– И чем угостить вас, не знаю, – чуть ли не Плюшкиным пробормотал Ковригин. А ещё оставались у него в холодильнике додирижабельные деликатесы и напитки из «Алых парусов» с Большой Бронной. Но он не знал вкусов гостя.

– Да вы не суетитесь, Александр Андреевич, не хлопочите, – сказал Острецов.

«А ведь и вправду суечусь, – сообразил Ковригин, – будто угодить значительному человеку жажду. Будто я трус и мошенник с холопской натурой».

– Это мы должны были приехать к вам не с пустыми руками, – сказал Острецов. – Но мы и приехали не с пустыми руками. Цибульского!

Один из свитских (или кто он там при принце Флоризеле) стоял на террасе, ноги расставив и руки в перчатках держа за спиной, возможно, готовый уберечь шефа от каких-либо неожиданных покушений на него Ковригина. Второй прохаживался в саду возле калитки. Эстафетой прокричали они: «Цибульского!» – и из второго джипа выскочил знакомый Ковригину Цибульский, распорядитель вроде бы второго сорта, обиженный пьяной паспортисткой, якобы назвавшей его Цибулей-Бульским, неловко и с напряжениями вытащил из машины здоровенный ящик, в метр высотой, сбитый из досок, с железной ручкой-скобой, и, согнувшись в усердии, поволок ящик к дому. Человек у калитки помогать ему не стал. Не свитское это было дело.

– Вот, – трудно дыша, доложил Цибульский Острецову. – Открывать?

– Подожди, – сказал Острецов.

Цибульский снял плащевую накидку, и обнаружилось, что он нынче во фраке с фиолетовой бабочкой на белоснежной манишке. И этот был готов к официальному визиту?

«Так… – соображал Ковригин, стараясь выглядеть спокойным. – И Цибульского прихватили для верности обвинений… Племянничек его, если тому верить, усердствовал в День бракосочетаний и не мог не запомнить озабоченную пару, в особенности приезжую невесту Елену Михайловну Хмелёву. Сейчас последует распоряжение открыть ящик, и в нём обнаружатся походные орудия пыток, дыба складная или даже гильотина, и та опустится на шею Александра Андреевича Ковригина по делам его грешным…»

– Уважаемый Александр Андреевич, – чуть ли не торжественно произнёс Острецов.