Лягушки

Позже, отужинав в гостиничном ресторане, Ковригин посчитал необходимым набрать номер телефона, разбитого и утопленного им вблизи платформы «Речник» Савёловской железной дороги. Ожидал услышать тишину, её и услышал, подержал у уха для верности телефон минуту, где-то что-то щелкнуло, и усталый голос произнёс:

– Пошёл в баню…

Это был вовсе не Блинов.

Укрывшись одеялом, по давней привычке – с головой, Ковригин дал себе обещание: «Завтра с утра – вон отсюда! Билет на самолёт и…»

53

Но завтра с утра в Москву не отправился. И лень держала за ногу. И принялся харахориться. Да мы, да я!.. Ощущение от вчерашних бесед не пропало. Дадено было ему понять, что деликатный хозяин здешних мест при смене настроений и обстоятельств, или просто так – по капризу, этого московского бумагомараку, допустившего предбрачную ночь с Мальвиной из его театра, способен и ногтем придавить.

Накось выкуси! Бежать из Синежтура при таких ощущениях вышло бы делом постыдным. Тем более что, если надо, Острецов его и в Москве добыл бы.

Вчера Ковригину порой приходили мысли о том, что Острецов искрененен и не фальшивит. Теперь он думал, что Острецов врал, и не раз, а сам прикидывал, выгодно ли ему придавить Ковригина или он, Ковригин, может ещё оказаться полезным. Но в каких случаях он врал или умалчивал о чём-то существенном? И ради чего?

В причину (или повод?) увольнения архитектора и двух консультантов проекта реставрации усадьбы, названную Острецовым, Ковригин не верил. О секретном оружии и немце Шмидте Острецов и впрямь мог не знать, но про опыты последних лет с дирижаблями наверняка был наслышан, однако говорить о воздушных кораблях не пожелал, это стало ясно Ковригину по его глазам. Ушёл от разговора о тритонолягуше, как и о фонтанных дракончиках о шести лапах. Никак не прореагировал на слова о гипотетической трубе во «французской» части здания. Опять же – лишь промельки в удивлённых будто бы очах. Или непроизвольные движения «мимических» мышц вблизи глаз. И будто бы не была высказана им, Ковригиным, догадка о том, что в случае с Древесновой действовали (интриговали) люди из окружения Острецова, имеющие доступ во дворец.

Ковригину показалось, что он чуть ли не пальцы загибает при своих рассуждениях. Да что он – бухгалтер, что ли? А если он что-то пытается выяснить, так что, он в следователи, что ли, записался? Но ни бухгалтерское дело, ни сыскное – не для него. И какой толк вышел бы из его изысканий? Призван сюда он был на мелкую роль. Если бы Хмелёва была упрятана здесь, поездка в Синежтур имела бы хоть какой-никакой смысл. Теперь же он успокоился. Хмелёва, Острецов и уж тем более Древеснова были вне его жизни, и пусть сами продолжают свои забавы. И не исключено, что вообще проводился какой-то трюк, принимать в нём участие, прямое или косвенное, у него, Ковригина, не было ни малейшей надобности.