Лягушки

Гуталиновая будка Эсмеральдыча, можно посчитать, айсора по происхождению, не исключено, что и из ассирийских жрецов, мокла на прежнем месте, и Эсмеральдыч в ней сидел. При первом знакомстве с Эсмеральдычем Ковригин обнаружил на чистильщике картуз лионского таможенника (в Лионе Ковригин не был, из французских таможенников знал лишь Руссо, ну, не важно), картуз и теперь был при нем. Либерализм Эсмеральдыча, а может, и общие его социальные устремления по-прежнему подтверждало обещание, выведенное крупными буквами от руки: «Афроамериканцам скидка 85 %». Но пока ни одного афроамериканца Ковригин в Синежтуре не наблюдал. Возможно, Эсмеральдыч долгие уже годы, а то и десятилетия, ожидал приезда в Синежтур президента Обамы.

– Добрый день, Эсмеральдыч, – произнёс Ковригин. Не без робости произнёс.

Эсмеральдыч читал «Советский спорт», от футбольного отчёта о проигрыше «Амкара» (заголовки в газете – жирнее текстов) глаза не отвёл, а мельком взглянул в оптическое устройство, возможно, помогавшее ему рассматривать обувь клиентов.

– А-а-а! Проезжий. Я уж не помню, куда и откуда. Сегодня-то обратно, что ли, в пункт отправления?

Ковригин предполагал в Эсмеральдыче большей осведомлённости или даже способностей к пророчествам. Похоже, и спрашивать его о доверительном свидании в бане не имело смысла. А Эсмеральдыч, мгновенно потеряв интерес к обуви Ковригина, вернулся к чтению «Советского спорта», вышептывая при этом со сменой интонаций, от умилительной до бичующей, слова: «аммиак» и «карбамиды». Ковригин знал, что из этих слов сложено название пермского клуба «Амкар», и был удивлён. В прошлый раз чистильщика волновали английские клубы – «Астон Вила» и «Ливерпуль», а тут вдруг – «Амкар»! Да и Эсмеральдыч ли сидел нынче в будке? Ковригин всмотрелся в лицо гуталинных дел мастера. Вроде бы черты лица его измельчали, на лбу прибавились морщины, но нос оставался клювом. Впрочем, если в будке сидел нынче, скажем, брат знакомого Ковригину чистильщика, то и его можно было именовать Эсмеральдычем.

– С вас полторы тысячи, – сказал Эсмеральдыч.

– Долларов? – спросил Ковригин.

– У вас их и нет. Рублей.

– За что? – спросил Ковригин.

– За шнурки.

– Какие шнурки? – удивился Ковригин.

– Чёрные. Не за коричневые же. Или бежевые. Эти бы не подошли к вашим штиблетам.

– А зачем мне лишние шнурки? – спросил Ковригин.

– На всякий случай, – сказал Эсмеральдыч.

– Ну, если на всякий случай. Тогда конечно, – сказал Ковригин и протянул Эсмеральдычу полторы тысячи.

– Ну, спасибо. Но этак и на «карбамиды» не соберёшь. Что уж тут мечтать об «Астон Виле»? Проезжих у нас случается мало, и не для каждого из них отряжают «хвоста».

– За мной пущен «хвост»? – спросил Ковригин.

– Иначе стал бы я продавать вам чёрные шнурки? – сказал Эсмеральдыч. – «Хвоста», может, и нет, но вы уверены в том, что за вами установлена слежка. Вы бы даже расстроились, узнав, что слежки нет. У вас уже шнурок в левом башмаке лопнул от усердия. От ваших приседаний в надежде обнаружить шпика.

Ковригин взглянул на левый ботинок, действительно, шнурок в нём лопнул, но, может, был оскорблён чьими-то ножницами ещё в гостинице, а Ковригин до сих пор эстетических дефектов в своём наряде не обнаружил. Печально, печально… Чистильщик же снова бормотал: «карбамиды…», «на шестой минуте…», а подняв глаза, будто бы удивился присутствию вблизи его будки проезжего в Аягуз.

– Ах да, вы ведь хотели насчёт бань… – сказал он.

– Что насчёт бань? – очнулся Ковригин.

– Насчёт пара, – сказал Эсмеральдыч. – Пар закончился всюду. Сегодня короткий день. Но после девяти вечера пар будет в «Лягушках». Там случается хороший пар. Есть небольшие серные купальни в нишах. Есть стамбульско-гаремные с мрамором. Вы успеете. Ваш поезд отходит в Москву в половине первого ночи. Не исключено, что он прибудет в Синежтур с опозданием…

– Спасибо, – сказал Ковригин. – За банные справки оплата у вас какая?

– Для вас никакая. Город и так вам обязан.

– Чем же? Из-за чего? – удивился Ковригин. – Не из-за пьесы же?

– Не из-за пьесы, – сказал Эсмеральдыч. – Не из-за пьесы.

– Неужели из-за Древесновой? – воскликнул Ковригин.

– Уж точно не из-за Древесновой, – нахмурился Эсмеральдыч.

– Из-за чего же тогда.

– Не имею полномочий, – сказал Эсмеральдыч. – И очередных знаний. Извилины склеены, язык заколдован.

– Темните вы, Эсмеральдыч…

– Между прочим, уважаемый Александр Андреевич, – сказал чистильщик, – в прошлый раз я вам ни про какую Древеснову ничего не говорил. Я и не знал, что она в Синежтуре есть. Я лишь советовал вам не заклиниваться на таких личностях, как Хмелёва или Ярославцева. Теперь вы хотите что-то узнать о Древесновой, но мне нечего сказать о ней. Древеснова – ваше изобретение.

– Вряд ли, – мрачно сказал Ковригин. – Но о ставках-то я услышал именно от вас. И до сих пор не могу выяснить, в чём их смысл…

– Сам рад был бы знать, в чём их смысл и к чему они приведут, – воскликнул Эсмеральдыч, – но, увы, знания об этом из меня отозваны…

– «Извилины склеены, язык заколдован» – так, что ли? – Вроде того, – кивнул Эсмеральдыч.

Шипение раздалось из будки Эсмеральдыча.