Лиарха

Глава 42. Влюбись в меня снова

Лайтнер К’ярд

— Жители Раверхарна, меня зовут Лайтнер К’ярд. Я студент академии Кэйпдор и сын Диггхарда К’ярда, ныне лишенного своих полномочий правителя Ландорхорна. Но неважно, кто я. Важно то, что я хочу вам рассказать и показать. Открыть правду о нашем мире. Правду, которую от нас всех скрывали тысячелетиями.

Я смотрю прямо в камеру, но вижу перед собой миллионы жителей со всего мира. Представляю каждого въерха, лиарха или все еще неинициированного человека. Мне хочется, чтобы они меня услышали. Каждый их них. И поняли правильно.

Возможно, Дженна хотела от меня чего-то подобного. С поправкой на то, что въерхи мерзавцы. У нее была своя правда. Но в любой затянувшейся войне нет правых и неправых, есть только пострадавшие и те, кто выбирает умереть или жить в  новом мире. С новыми знаниями.

Обращение ко всему Раверхарну мы снимаем в телестудии. Сидим рядом в удобных креслах, наши пальцы переплетены. Это ничем не напоминает шоу, в котором участвовала Вирна, но сейчас ей все равно не с чем сравнить, только по обрывкам воспоминаний, своеобразному кино, которое мы собираемся показать всему миру. Впрочем, главное различие между той девочкой и девушкой рядом со мной в том, что сейчас Вирна не жертва. Она героиня.

— Вся правда в том, что лиархи не вымерли, не ушли под воду. Они всегда жили и живут среди нас…

Я готовил эту речь несколько часов, чтобы ничего не забыть и не упустить. Выстроить текст так, чтобы не спровоцировать новую войну, а погасить ее. Обсуждал с генералом, с ньестром Б’иггом и пресс-секретарем отца. Нас поддержало гораздо больше въерхов, чем мы думали изначально, хотя недовольных тоже хватало. Не всех устраивало, что отныне относиться к людям придется, как к равным.

— Рядом со мной Вирна Мэйс, она лиарха, и она не просто расскажет вам свою историю. Мы вам ее покажем.

 Синеглазка волнуется, потому что на мгновение сильно сжимает мою ладонь, но когда начинает свой рассказ, то ее голос даже не дрожит. 

— Я родилась обычным человеком, — произносит она, — и долгое время считала, что лиархи — всего лишь легенды, выдумка. До той минуты, пока не узнала, что могу управлять водой. Могу не только создавать волны, но и разрушать их.

Чем дальше, тем тверже становится ее голос, хотя за нашими спинами на экране идет ее история, и она прекрасно это знает. В ней оживает все то, что для нее теперь просто-напросто кадры. Она даже не захотела увидеть сестер перед трансляцией, и вот это было по-настоящему жутко. Потому что я не знаю никого, кто бы настолько любил свою семью и настолько был к ней привязан. 

Лэйс обещала отвинтить мне голову, когда узнала подробности. Сказала, что если я ее обижу или позволю обидеть кому-то еще, она оторвет мне все выступающие части тела и скормит Эн. Я бы даже посмеялся, если бы не думал в точности так же.

Что это я позволил отцу сделать с ней это.

— Мы потеряли многих, — говорит Вирна. Кадры ее воспоминаний теперь видит весь Раверхарн, стараниями Б’иггов. — Мы заплатили эту цену за всех вас. Каждая семья, которая лишилась кого-то… каждый из нас, кто потерял близких, любимых, друзей, кто их сейчас оплакивает. Я видела и вижу то, что сейчас происходит на улицах и в домах Ландорхорна, поэтому я сейчас обращаюсь к вам и прошу лишь об одном: остановиться, пусть даже это невыносимо больно. Мы можем снова залить кровью друг друга весь мир и наши города, но это будет означать только то, что прошлое нас ничему не научило. И что у нас с вами нет и не будет будущего. 

Мэйс мало что помнит, если не сказать ничего, но она тянется ко мне. Как-то так получилось, что я стал ее якорем.

Почему? Этим вопросом я мучался уже несколько дней с той едховой ночи. Хотелось бы верить, что часть ее, краешком подсознания помнила о наших чувствах. Ведь она пришла ко мне, когда я валялся в капсуле после боя с Диггхардом. Она не отходила от меня ни на шаг, и, хотя в ее взгляде не отражалась и малая толика того огня, что выжигал меня изнутри, на следующий день после трансляции я решил действовать и отвез Мэйс в Кэйпдор.

Второй был чуть ли не единственным кругом в городе, который не пострадал во время поднятого Дженной восстания, поэтому в академии ничего не изменилось. Не считая того, что в Ландорхорн пришла зима и теперь вместо аккуратных зеленых лужаек были аккуратные белые лужайки. До окончания волнений и, по словам генерала Р’амриша, «разрешения неопределенной политической ситуации» в Ландорхорне было введено чрезвычайное положение, Кэйпдор был пустынным и тихим. То что нужно, чтобы не мешать Мэйс все вспомнить!

Она разглядывала все с любопытством ребенка, впервые попавшем в музей, а я смотрел только на нее. Чтобы поймать момент узнавания в синих глазах. Но узнавания пока не было.

— Здесь мы впервые познакомились, — объявил я, когда мы переступили порог аудитории.

— Познакомились? — хмыкает она, складывая руки на груди. — Ты меня толкнул.

— А ты назвала меня засранцем!

— Я помню.

Мое сердце обрывается.

— Помнишь?

— Это было в воспоминаниях.