Либерализм: взгляд из литературы

3. Никак. Если говорить именно о проектах, инициируемых для внутреннего пользования, то оба имеют пока сравнительно ограниченный ареал распространения (вся критико-литературная среда вполне герметична; пипл и не знает, какие бури грохочу т под стеклянным колпаком террариума). Другое дело, что радикальные и левацкие идеи начинают, увы, потихоньку культивироваться в массовой детективно-приключенческой литературе, быстро увеличивая свою аудиторию. Конечно, идеология реванша и отката назад едва ли разделяется всеми сочинителями. На одного упертого Александра Бушкова (с его изысканной формулировкой «патологический демократ») приходятся десятки формально-«беспартийных» его коллег. Это большинство только (говоря словами Галича) сервирует к столу дежурные блюда гражданских скорбей, считая необходимым по ходу повествования немножко потрафить потенциальному покупателю – обиженному, обозленному, недоумевающему и оттого агрессивному маленькому человечку, привычный миропорядок которого дал трещину. Сами того не замечая, сегодняшние авторы с пугающим энтузиазмом подрывают основы хрупкой стабильности, жизненно необходимой и им в том числе. Одна отрада: нынешний штурмовой отряд тридцатилетних пока еще по большей части обходит вниманием массовую литературу такого рода, не пропагандирует ее, а культивирует трудночитаемую (малотиражную) высоколобую заумь. Что несколько снижает общественную опасность этой публики.

4. Деление литературных критиков по указанному параметру если и есть, то весьма условное. Под критиками-постмодернистами понимаются, очевидно, граждане, которые нудный мониторинг литературного процесса периодически подменяют невнятными, хотя и яркими, протуберанцами собственного «эго» (подобными квазилитературными упражнениями ныне заполнена по большей части некогда любопытная газета, чье название имеет отношение к книжному знаку). Объектами внимания этого сорта критиков становятся сходные по невнятности, трудночитаемости и развязности образования, имеющие форму романов или повестей (рейтинги, отличные от нулевых, этим книгам делают все те же критики – по молчаливому уговору с издателями). Что же касается когорты критиков-традиционалистов, то под это определение, видимо, должны подходить те, кто занимается необходимым рутинным трудом, ежедневно перемалывая и подвергая анализу все мало-мальски любопытное в мейнстриме и за пределами оного. Поскольку число всплывающих литературных имен хоть и велико, однако конечно, то, по теории вероятности, пересечение обоих полей возможно. Но. Но. Но. Полноценный диалог сторон едва ли вероятен – как непредставимо конструктивное сравнение зеленого с квадратным. Речь идет о принципиальной несовместности подходов. Критики-постмодернисты (ладно, для простоты примем на время предложенные дефиниции) высокомерно видят в окружающей их литературной действительности один тупой первозданный хаос, что позволяет им бодро выхватывать из этого хаоса произвольные куски аморфной плоти и – по д-ру Франкенштейну – конструировать из них нечто отвечающее своим потребностям. Чтобы тут же, не отходя от кассы, это сконструированное с хрустом потребить и описать (замкнутый на себя внутренний цикл, по принципу: «Я тебя слепила из того, что было, а потом что было – то и полюбила»). Критики-традиционалисты не участвуют в мертворожденных проектах и франкенштейновых забавах, а оперируют реальными данностями, выполняя главную (скучную, неизбежную, исторически сложившуюся) профессиональную задачу – быть посредниками между читателем и произведением. Мало? Вполне достаточно.

Павел Басинский:

1. Начнем с того, что «либерализм» – понятие старое и очень традиционное. Ему в России больше 200 лет. Само собой, это обязывает либералов «нового призыва» относиться к нему серьезно. Вспомнить, например, что русские цари более полувека желали отменить крепостное право, но не решались это сделать, потому что были люди ответственные. И вот приходит «товарищ» Ельцин и говорит: берите свободы, суверенитета сколько хотите! Это не либерализм, это безответственность. Никакой либеральной идеи в России с начала 1990-х годов не осуществлялось. Осуществлялся жесткий, подлый и безусловно криминальный передел государственной собственности. Появились не либералы, а владельцы «заводов, газет, пароходов». И надо считать народ полным быдлом, чтобы предположить, что все это он примет как должное. А литературные критики? Они ведь тоже не из пробирок родились. И не самые глупые люди в стране. Нет никакого давления критики на либеральные ценности. Есть оскомина и тошнота у достаточно умных людей, вызванные слишком долгим проживанием в криминальном государстве.