Либерализм: взгляд из литературы

3. Современная литературная практика – это, наверное, литература нового века?

Коли так, то нужно сначала сказать, что «русский постмодернизм» в ней накрылся медным тазом. Некоторые из его адептов и сегодня мелькают на ТВ и продолжают титуловать себя «либералами»… Они даже по-прежнему (если не больше) влиятельны, превратившись, по сути, в персонажей масскульта, попсовых «звезд» и с выгодой эксплуатируя свой имидж шутов гороховых. Может быть, есть и те, кто раскаялись, сбрили волосы, посыпали голову пеплом и замаливают грех где-нибудь на Соловках. Хочется верить.

Новые сшибки, по крайней мере, честнее, в них больше предметов названы своими именами, в них меньше цинизма и подмен. Оттого ли, что подморозило, или нет, но воздух стал прозрачней. Все цвета времени становятся хорошо видны. Хотя реально я пока не вижу, к сожалению, четкого размежевания «проектов» (правильнее сказать, лагерей или уж – станов). Где реальные центры либерализма в литературе, где его штабы? Есть только одинокие воины и некоторые издания, в принципе предрасположенные к выражению либеральных ценностей, но, в общем-то, увы, в основном пока далекие от наступательного утверждения свободы как фундамента личностного самосозидания, как основы богоподобия человека, от бескомпромиссной реализации этой свободы в публичных актах духовного и социального выбора. Может быть, я излишне критичен. Хорошо бы ошибиться.

Да и неосоветский радикализм как выражение специфического консерватизма, клонящегося к мракобесию, у нас литературно беден. Это и закономерно, и утешительно. Э. Лимонов и А. Проханов как литературное знамя воинствующей реакции выглядят не очень убедительно. Их слава связана с конвульсивной попыткой лощеных тусовочных циников сконструировать из них идолов масскульта по признаку политической экзотичности… А другие «заслуженные радикалы» еще меньше заметны как творческие величины. Может быть, Л. Бородин? Или В. Бондаренко?

Время потихоньку расставляет все по своим местам. Чем ночь темней, тем ярче звезды – и не попсовые, а путеводные. Я надеюсь, что лучшим нашим писателям нового века дорога не свобода потребления, а свобода духовного взыскания. И я думаю, что нужно их назвать здесь. В сущности, это наша духовная элита. Прозаики и поэты: Ю. Малецкий, В. Маканин, А. Волос, Н. Горланова, А. Азольский, О. Павлов, Л. Улицкая, А. Вяльцев, А. Дмитриев, В. Попов, А. Курчаткин, Л. Юзефович, О. Чухонцев, Ю. Кублановский, И. Лиснянская, Г. Русаков, А. Кушнер, А. Беляков… Наверняка кого-то забыл упомянуть. Да, и серьезные критики, вот хотя бы некоторые: И. Роднянская, Н. Иванова, С. Чупринин, М. Ремизова, П. Басинский, Н. Елисеев, А. Немзер…

Конечно, они разные. При таком умонастроении не может быть стандартной иерархии ценностей. Творческая личность делает свой выбор в большом пространстве духа. Но именно на этих писателях прежде всего лежит бремя духовной ответственности за судьбу России, бремя учительства. А с учетом принципиального значения именно литературы для самоосознания народа можно сказать, что только они и могут (если смогут) определить вектор исторического выбора и обеспечить тем самым будущее России.

Я не раз уже говорил и еще раз скажу, что убежден: это огромное заблуждение, будто Россия способна существовать без актуальной духовноемкой литературы. Весь наш исторический опыт свидетельствует об обратном. Не будет серьезной и значительной русской литературы – не будет и России. Или это будет другая страна, «Россия». Чем меньше литературы, тем меньше России. То, что литература сейчас так слабо представлена в зоне общественного внимания, и означает впадание общества в злокачественное детство.

К счастью, литературное дело у нас далеко не безнадежно. Во дни сомнений это почти единственное, что способно утешить. Новое литературное поколение (скажем, прозаики Д. Гуцко, Д. Новиков, Р. Сенчин, А. Карасев, М. Свириденков, И. Кочергин, Вас. Орлова, С. Вербицкий, С. Шаргунов, Б. Гречин, Д. Артемов, поэты И. Белов, И. Волков, Н. Ключарева, С. Михайлов, И. Овсянников, С. Янышев, А. Беляева, группа Шторамаг, критики Г. Циплаков, В. Пустовая, А. Рудалев, Т. Михайлова и мн. др.) стихийно либерально и стихийно консервативно. Но уж, во всяком случае, не цинично. (Они даже из прозы умного циника Пелевина пытаются иной раз вычитать идеализм.) Было бы странно и страшно, если бы у нас народилось новое поколение «постмодернистов». Но пока, к счастью, ничего такого не наблюдается.

Это новое поколение, во-первых, обычно очень слабо ориентируется в литературе второй половины ХХ века, в том числе и в литературном обиходе 1990-х (спасибо школе и вузу, где таковые курсы преподаются из рук вон плохо), и зачастую также отождествляет это время с фигурами модных спекулянтов, но притом нередко еще и презирает последних. Это, впрочем, нормальная реакция человека на явленный воочию духовный распад.

Молодые люди, во-вторых, настроены, как ни странно, скорее идеалистично. По крайней мере, из тех, с кем я общался (но это довольно широкий круг). Им хочется иметь простые и окончательные ответы на весьма и весьма радикальные взыскания оскорбленного духа. Хочется служить истине и приносить жертвы на алтарь настоящего бога. Но трудно выбирать в ситуации, где свобода сплелась в один клубок с практикой ее безответственной реализации, с ощущением исторического провала, прозябания, умертвия. Им мало дано на выбор. Оказалось, что у нас практически не осталось широко признанных и при этом живых духовных авторитетов (они отвергнуты, развенчаны), у нас страшнейший дефицит здоровых ценностей и страшно искаженное, исковерканное культурное пространство. Вот часто именно отсюда идет увлечение державно-милитарной имперской риторикой, самыми грубыми вариантами национализма, эзотерической бесовщиной. Правда, талантливых юных фашистов мне наблюдать не привелось. Одна бездарь, и в основном – далеко за тридцать, а то и сильно за сорок.

В большинстве своем новые литераторы не приемлют, как мне кажется, не либеральные ценности, а то бездуховное прозябание, которое к ним прицепилось. Да, среди молодых есть те, кто называет себя анархистами или троцкистами, атеистами или неохристианами, но при этом пишет, к примеру, пронзительные, экзистенциально выверенные стихи. Я – за такой радикализм. Он основан на неприятии в мире того, что удручает и меня. Он означает неготовность к компромиссам с убогой социальностью и с духовной прострацией наших дней.