Либеральные реформы при нелиберальном режиме

За индивидуализм, разумеется, приходится платить. Ослабла готовность участвовать в общинном сходе и нести общинные повинности, а уровень преступности сильно вырос (более чем на 50 % за период с 1874–1875 гг. по 1909–1913 гг.)[203]. Обычай «помощи» – вся деревня дружно бралась за строительство, скажем, конюшни, после чего следовали развлечения и выпивка, – постепенно отходил в прошлое. Нехватку трудового энтузиазма отчасти восполняли богатые крестьяне, видимо, из соображений престижа: в обмен на чисто символическую работу они ставили обильное угощение[204].

С началом XX в. выгоды, извлекаемые Россией из своеобразного характера земельных отношений в общине, становились все меньше, а издержки – как и издержки от ограничения крестьянского выбора новых альтернатив – все выше.

Глава 3 Жизнь крестьян накануне реформы

Революция 1905 г. началась 9 января с чисто городского события, ставшего известным как Кровавое воскресенье. В Санкт‐Петербурге войска расстреляли мирный марш протеста, в котором участвовали преимущественно рабочие. По официальным данным, было убито 130 и ранено 299 человек[205]. Последовала волна забастовок в городах и в сельской местности. Группы крестьян нападали на имения помещиков, захватывали зерно и землю, сжигали усадьбы. Деревня долго раскачивалась; в январе было только 17 выступлений. Но к июню их число дошло до 492, потом сократилось до 155 в июле и до 71 в августе и сентябре (уборка урожая) и, наконец, достигло пика в ноябре – 796[206]. Первую волну беспорядков удалось в основном взять под контроль к концу 1905 г., но в мае 1906 г. пошла вторая волна. На этот раз крестьяне меньше жгли и грабили усадьбы, а больше занимались незаконным выпасом скота, валкой леса и, естественно, перестали платить налоги. Забастовали батраки, потребовавшие повысить плату. Остановить забастовки для правительства оказалось труднее, потому что нужно было не защищать усадьбы от разрушения и разграбления, а заставить крестьян вернуться к труду. Солдаты, вернувшиеся с неудачной войны с Японией, выступали в поддержку крестьян[207].

Было ли это результатом бедственного материального положения? Похоже, что крестьянская беднота довольно вяло участвовала в восстаниях, возможно, потому что их было легче запугать, чем зажиточных крестьян[208]. В 1905 г. урожай зерновых (0,461 т на душу) оказался ниже, чем годом ранее, а урожай 1906 г. упал почти до уровня катастрофически неурожайного 1891 г. (0,377 т)[209]. Вполне естественно, что восстания увязали с бедственным материальным положением крестьян, и, когда в июле 1906 г. Столыпин стал премьер‐министром, главным пунктом повестки дня оказался «аграрный вопрос», толковавшийся по‐разному, но вращавшийся вокруг необходимости улучшить материальное положение крестьян или по меньшей мере унять крестьянские волнения.

В действительности, вполне возможно, что объяснять восстания бедностью было ошибкой. Как мы увидим ниже, период перед революцией 1905 г. – подобно времени перед Французской революцией – был временем постепенного повышения зажиточности. Но русские крестьяне были еще довольно бедны, по крайней мере в сравнении с мелкими фермерами в других странах. Предложения по борьбе с бедностью распадались на два главных типа: они были нацелены либо на повышение производительности, либо на перераспределение земли. В этой главе мы рассмотрим положение дел с производительностью сельского хозяйства и с обеспеченностью крестьян землей, чтобы сделать понятными потенциальные возможности каждой из этих соперничавших идей.

Динамика сельскохозяйственной производительности на душу населения

Неадекватность дореформенного правового режима может привести к мысли, что к началу ХХ столетия положение русского сельского хозяйства было абсолютно безнадежным. Но это не так. Фактически, начав с очень большого отставания от Западной Европы, после освобождения крестьянства производительность в сельском хозяйстве России постепенно повышалась, в том числе в расчете на душу населения. Тем не менее в начале столетия отставание все еще было очень значительным, и темп улучшений не мог служить основой для удовлетворенности ситуацией в области прав собственности на землю.