Личинки иноземных мух

   Проснулся он поздним утром на растерзанной детской кроватке, растормошенный помятым прапорщиком. Незнакомое состояние похмелья ошеломляло, и неясно – удалось ли Подобуеву  объяснить старшему лейтенанту, что вернулась Валя, и не в квартире она только потому, что кто-то из них вставил ключ в замок изнутри. Дверной звонок надрывался, в дверь дубасили. Олег не страдал похмельем, он был ещё просто пьян, решителен и изобретателен. Он уже выбросил в окно офицерские ботинки, заблёванные штаны и китель, и теперь пытался заставить Лёню спуститься по балконам следом. Дело вовсе не хитрое, со второго-то этажа. Медленно вращая мутными глазами и пуская ртом пузыри, Тыртышный свесился с балкона всем своим грузным телом. Подобуев, как смог, прикрыл спящих на хозяйской постели шалав одеялом и нетвёрдой походкой пошёл открывать дверь.

   Просто удивительно, сколько участливых женщин может поместиться на лестничной клетке панельной девятиэтажки. Соседки с рёвом пронесли Валю через прихожую, затолкав прапорщика в стенной шкаф, где он вынужден был бороться с набросившимися пальто и шинелями. Из главной комнаты раздались шлепки и пугающие вопли разбуженных девиц.

   Леонид Николаевич более или менее осознал себя, вцепившимся руками в перила балкона. От чего он так висит, ему было непонятно. Пришло в голову, что он, наверное, потерял ключ от квартиры вчера, когда нажрался с этим негодяем Подобуевым, и поэтому поднимается домой через балкон. Совершенно логично, и офицер полез обратно.

   За считанные секунды до того, как в комнату ворвалась бушующая толпа, Тыртышный перекинул ногу через перила. Оставалось последнее движение, и в нём старший лейтенант ошибся. Он схватился за проволоку, на которой супруга развешивала бельё, и она, разумеется, оборвалась. Совершенно беззвучно офицер рухнул с балкона. Тихой бабочкой следом порхнули одинокие Валины трусы.

   Между тем в квартире женщины обшарили все закоулки, но не нашли неверного супруга. Из стенного шкафа извлекли Подобуева и приволокли на место преступления – к хозяйской кровати с изодранными девицами. Мокрыми, опухшими глазами Валя заглянула на самое дно души бывшего мужа.

   «Где он?» негромко спросила она в наступившей тишине.

   «Лёня? Как это где?!» Подобуев изобразил недоумение. «В наряде он! Дежурит по автопарку…»

   «А это – что это такое?!»

   « Ну виноват я, что… виноват… Выпросил у него ключ, с подругами мы тут вот… Это подруги мои – Вика и… Вика? Ну что-то в этом духе. Выпили немного… я в детской лёг. Они тут… Я холостой человек!»

   Валя села. Женщины-соседки были жестоко разочарованы. Некоторые смеялись, некоторые плевались и качали головой; все потянулись на выход. О чём женатому даже сны не должны сниться, холостому в укор не поставишь. Девицы почувствовали момент, кое-как оделись и тоже свинтили.

   Валя подняла глаза на качающегося посреди комнаты прапорщика. «Олежка, прости меня, дуру!»

   «Ну что ты, что ты… Я всё понимаю. Как ты быстро вернулась-то…»

   И вот, когда гроза, казалось, миновала, внизу пришёл в себя и начал жалобно стенать Леонид Николаевич. Тонкие ножки офицера не выдержали падения, и торчали из трусов и сломанного куста сирени под неестественными углами.

   Прошли, как водится, годы. Они всегда проходят. Друзья разом завязали с играми. Леонид Николаевич долго лежал в больнице, потом ковылял на костылях, но кости срослись нормально. Олег Подобуев преследовал Валю с самым правдивым рассказом о злополучном происшествии до тех пор, пока она ему не поверила и не простила мужа. У Олега кончился контракт, и он не стал продлевать его, а уехал скитаться по стране. Шабашил, валил лес, ходил в партии пока, наконец, не огрубел окончательно и не устал от всего. Тогда он купил дом в деревне посреди Великой Русской равнины, и осел в нём. В деревне его сразу же прозвали «Генералом» за военную выправку и тяжёлый взгляд. Смотрел телек без звука, иногда сопровождая передачи собственными комментариями, или лежал с гитарой на диване. Щипал струны, сочинял лирические песни разорванной душой и тут же исполнял проникновенным хриплым басом:

   «Лишь на ломаных ветках сирени

    Висеть остались Валькины трусы…»

Глава восьмая

   Теплица кишела личинками. Числом, наверное, миллионы, но ни одной красной. Трудно описать чувства компаньонов. Друзья были жестоко разочарованы результатом своих усилий и изощрённым коварством европейцев, подсунувшим им этот обман.

   «Конечно, Сеня, если б это так легко было, любой дурак наразводил бы опарышей, да торговал ими. Наверное, они генетически модифицированные. Типа колбасы в нашем сельпо…»

   «Старик, может, надо подождать немного, они покраснеют?»

   «Да что ж это тебе, помидоры, что ли?»

   «Ох, не напоминай про помидоры-то…Скоро уж жена приедет…»

   Деды в отчаянном бессилии смотрели на суетящихся в поисках еды крохотных белых личинок.

   «Куда их теперь девать?» спросил Арсений Ильич, «Опять дихлофосом?»

   «Ну, зачем дихлофосом? Курям можно скормить…» При упоминании кур Старик почувствовал какое-то странное раздражение. Как будто куры имели важное значение.

   «Ладно, пойдём перекусим что ли. Я не жрал с вечера».