Личная жизнь шпиона. Книга первая

— Кстати, когда твоя Таня была жива, я иногда тебе завидовал. Вот живет человек: одна жена в Нью-Йорке, вторая в Москве. И обе красавицы. И наверняка есть еще много знакомых женщин, симпатичных и обаятельных. Я шучу, старик… Не обращай внимания.

Выпили за удачу и красивых женщин. Колодный прищурился и сказал:

— Я смотрю, у тебя физические кондиции неплохие. Живота нет и вообще… Бегал там?

— Ходил в спортзал, боксировал немножко. Брал уроки карате у хорошего парня с опытом. Он был телохранителем одного большого человека в Южной Корее.

— Ух ты, молодец. Карате лучше самбо?

— Можно кое-что из самбо взять, и карате штука перспективная. Но один месяц в Москве, — Разин щелкнул себя пальцем по горлу, — и все физические кондиции превратились в воспоминания.

— Да, Леша. В Союзе по-прежнему пьют. А у нас, в первом управлении, физическая подготовка ниже табуретки. В контрразведке с составом еще кое-как работают, готовят. Не дают зарасти жиром. А здесь… Как в болоте.

Разин посмеивался, старясь расслабиться и больше не смотреть на часы, а разговор все не кончался.

— Тебе, Леша, наверняка надоели оперативники из второго управления, которые вертятся под ногами. Когда я узнал о слежке, хотел страшный шум поднять. Но подумал и остыл. Ты же понимаешь, — это не наша, не первого управления, инициатива. И тем более не моя. Процедура символическая, для галочки. Тебя проверяют точно так, как в свое время, лет семь назад, меня проверяли. Я тоже вернулся из американской командировки и приуныл, когда узнал, что на все сто процентов мне не доверяют. Телефон слушают, оперативники шустрят.

— Я понял. Опера для меня, как родные, я их всех в лицо знаю.

— Поэтому я и говорю: потерпи, старина. Нельзя обижаться на своих. Тогда я набрался терпения и все пошло по-старому, даже лучше. Я правильно понял суть проблемы: доверие надо заслужить, его не присваивают, как звание. Кстати, если ты не забыл: тогда я был майором. А сегодня — полковник, у меня сейчас генеральская должность и большие возможности для роста. Не хвастаясь.

— Что ж, рад за тебя и спасибо за поддержку, — сказал Разин. — Обиды у меня нет. Все-таки мы не в богадельне работаем…

— И ладно, и молодец. Слушай, я хотел кое-что показать…

Колодный наклонился, вытащил с нижней стеклянной столешницы большой конверт, высыпал на стол несколько больших черно-белых фотографий. Верхние снимки сделаны на улице, мужчина средних лет в плаще и шляпе куда-то спешил. Лицо хмурое и настороженное, будто он чувствовал тревогу или опасность. Последние фотографии крупнее, тот же человек один сидит за столиком в уличном кафе.

— Некто Стивен Платт. Тебе этот мужчина не попадался на глаза, ну, невзначай? — спросил Колодный. — Знаешь, как бывает: средь шумного бала, случайно…

Он, словно протрезвел за секунду, впился острыми внимательными глазами в Разина, будто не придавал значения его ответу, словно шелуха его уже не заботила, — будто он мог прочитать ответ на лице собеседника. Разин не дал себе труда рассмотреть фотографии и задуматься над ответом. Он покачал головой:

— Не припоминаю. Что-то серьезное?

— Как сказать… Это наш человек, жил в Бостоне. У него тоже был небольшой магазинчик. Три месяца назад он куда-то пропал. Сначала была надежда, но теперь ее нет. Не думаю, что он вернется. Ну все, забудь об этом.

Колодный убрал фотографии, налил в чашки кофе. Через полчаса проводил Разина до лифта, пожал руку и похлопал по плечу.

Глава 18

Разин проснулся чуть свет, штора была не задернута, подумал, что на улице дождь, в квартире холодно. Можно спать еще хоть час, даже два, но вряд ли получится. Он прошел на кухню, зажег свет, переставил на пол со стола три пустые бутылки «Экстры» и четыре пивные «Ячменного колоса». Выпил теплого чая с сахаром. Встав на табуретку, вытащил с антресолей мягкий чемодан, дамский, кремового цвета, — блестящий, как елочная игрушка, — с большими хромированными пряжками и серебристыми ремешками.

Четыре приличных женских чемодана были уже проданы, а мужской «Самсонит», черный с хромированными полосками, месяц пылился в починке. Разин вытянул длинную коробку с женским австрийскими сапогами, крест-накрест перевязанную веревкой. С чемоданом прошел в гостиную. Он раздвинул шторы, включил свет, постоял минуту, успев подумать, что вот эту шестнадцати-рожковую хрустальную люстру с подвесками и висюльками, купленную в Праге, наверное, тоже придется продать. И вместо нее купить то, что можно купить в московском магазине: какой-нибудь копеечный плафон а-ля слоновье яйцо или штампованную тарелку из каменного века.