Личное дело опера Иванова

На следующий день, с утра пораньше, всем семейством проводили деду Васю в аэропорт.

– Ну прощайте, Ивановы! Ты Марина Андревна, давай-ка папку слушайся, он у тебя вон какой молодец! Вот на него и равняйся, понятно?

Она не поняла, но на всякий случай кивнула и с готовностью обняла деда.

– Ты, пострел тоже давай-ка, взрослей уже! – погладил он Тёмку по голове. – Хватит, побаловал, и будет!

– Да-а-амой пойдём! – глядя куда-то в сторону, ответил ему Тёмка. – Да-а-амой!

– Домой, домой, – благодушно усмехнулся Попковский и протянул руку Андрею: – Ну, если что не так, ты извиняй, Андрей Иваныч. Я камней за пазухой держать не привык, сразу как есть говорю, потому и перегибаю иногда, но это не со зла. Не серчай!

Андрей крепко пожал его руку.

– Да о чём вы, Василий Михайлович! Наоборот, спасибо вам! Перетрясли нам всё Отделение, теперь, может, шевеления пойдут. Особенно спасибо, что с детьми помогли, сами видите, какая у меня боевая обстановка дома.

– Да вижу, вижу… Давай тут, не расслабляйся, майор! Некогда тебе теперь расслабляться-то! – И вдруг обнял Андрея и, крепко хлопнув по спине, шепнул на ухо: – И дело конечно не моё, но вообще бабёнка тебе нужна, Андрюш! Что б и детям мамка, и самому было куда голову приклонить, – отстранился, многозначительным жестом повёл плечами, намекая на женскую грудь. – Понимаешь, да? – Подмигнул.

Андрей усмехнулся.

– Приезжайте к нам ещё, Василий Михайлович! Без всякого, просто отдохнуть. У нас тут рыбалка на Волге, арбузы Астраханские в августе пойдут. Вы таких у себя на Севере точно никогда ещё не пробовали! Приезжайте! Мы будем вам рады!

Попковский как-то скованно кивнул и поспешил пройти за турникет, но Андрей понял: ветеран прячет набежавшую слезу. Почувствовав внезапную неловкость, тоже отвернулся.

– Куда?! – воскликнула вдруг служащая. – Граждане, чей ребёнок?

Андрей обернулся: Маринка была уже за турникетом, обнимала деда, а он, уже открыто утирая слёзы, обнимал её. А когда вернули Маринку обратно в зону провожающих, дед снова подмигнул Андрею и многозначительно повёл плечами. И тут же показал кулак, без слов превращая дружеский совет в приказ вышестоящего по званию. Андрей усмехнулся и, прикрыв голову рукой, козырнул.

***

В стационар приходил отмечаться на утреннем и вечернем обходе плюс, заодно, делать по-быстрому капельницу – и сразу домой. Дома было хорошо. Чем-то похоже на обычный выходной, только как-то ещё спокойнее. Даже голова не пухла о том, как теперь быть. Почему-то знал, что всё наладится. И это ощущение было похоже на оперскую чуйку, только включилась она почему-то вдруг в быту. Наверное, удар по голове закатил какие-то шарики за какие-то ролики. Или действовали лекарства. А может просто потому, что Ольга Николаевна заверила что обязательно найдёт среди вышедших на пенсию коллег педагогов кого-нибудь, кто захочет, и главное, справится с ролью няни.

Только вот Маринка тревожила. Она была сама на себя не похожа: тихая, покладистая, исполнительная. За Тёмкой приглядывала, как заправская нянька! Капризы свои и бзики вообще забыла. Видно, испугавшись за отца, ей пришлось как-то скачкообразно повзрослеть, и в целом это радовало… Если бы не её глаза.

«…Глаза у неё грустные, как будто потеряла она что-то и найти не может. Давняя это тоска, недобрая» – Тамаркины слова засели в голове и всё ходили, ходили по кругу. Вообще, Тамара, прямо скажем, была со странностями и иногда так заговаривалась, что даже сама потом не помнила, что говорила. Бахтыр утверждал, что она единственная из его цыганок, которая действительно умеет гадать на будущее. И что она действительно говорит с духами, которые и нашёптывают ей все эти нелепицы… Но иногда от этих нелепиц даже у Андрея мурашки бежали. Он как никто другой знал, что цыганки – хорошие интуитивные психологи, они мастерски умеют угадывать настроение и говорить общими фразами, каждый раз попадая точно в цель… Но сейчас он смотрел на дочь и действительно видел в её глазах глубокую потаённую тоску. И что с нею делать не знал.

«Давняя это тоска, недобрая. Такая же, как у тебя. Неужели не хочешь её прогнать?» – вот тут бы он поспорил. Тоскливо он себя не чувствовал, голову ерундой не забивал. Вот только Маринка как-то вечером подлезла к нему под бочок и без всякого там гадания спросила:

– Папочка, ты скучаешь, да?

– Нет, просто кино смотрю. А с чего ты взяла?

Маринка пожала плечами:

– У тебя глазки грустные. Как у щеночка.