Выяснилось, что тридцати восьмилетняя женщина готовилась стать матерью и решила полностью посвятить себя долгожданному первенцу. Такой внезапный уход помощницы на седьмой неделе беременности, при отсутствии, надо сказать, каких-либо видимых признаков этого состояния, огорчил доктора не на шутку. Он не понимал, как она может оставить его наедине с целой армией пациентов? Достаточно ли он ценил её? Получала ли она, помимо зарплаты, бонусы и оплату за сверхурочные часы, которые отработала? И если да, то чем же он не угодил Люси, что она, вовсе не исключено, нафантазировала себе беременность? Да-да, он имел основание это предположить, поскольку ему многое пришлось повидать в своей долголетней психотерапевтической практике. В том числе, понятное дело, и женщин с мнимой беременностью, и тех, которые по какой-то загадочной причине ходили с накладными животами, создавая впечатление, что они в положении.
– Вам ведь невдомёк, доктор Уилсон, сколько бесконечных лет мы с мужем боролись с природой за право быть родителями. Как я ждала, что в одно прекрасное утро проснусь и пойму, что жду дитя, – Люси переплела пальцы и уронила руки на колени. – Но время шло, а чуда не происходило: мы раз за разом терпели поражение. Джон долго не задавал вопросов, лишь изредка топил горе в бутылке, но я не хотела сдаваться. А однажды он, перебрав с алкоголем, спросил в лоб: «Дорогая, почему ты не призналась мне до помолвки, что бесплодна? Разве я не говорил, что хочу детей?». Я ходила на консультации к гинекологу, а ещё через год поведала супругу, что мои шансы забеременеть естественным путем ничтожны, поэтому остаётся только одно – делать зачатие «в пробирке», ну, то есть, когда оплодотворение происходит вне тела матери… Узнав, что врач официально подтвердил наши догадки, муж сильно напился и заявил, что я «никчемная, бракованная женщина», раз не могу сделать элементарного – родить ему ребенка. Я никогда не рассказывала вам, доктор, что наша с Джоном семейная жизнь никогда не была раем: она была наполнена постоянными молчаливыми упреками, мы даже чуть не развелись. И вот, наконец, произошло чудо… Раз за разом я повторяла про себя слова гинеколога: «Я рад сообщить вам, Люси, что вы и в самом деле беременны». Пресвятая Дева, наконец, после стольких лет переживаний, ложных тревог и жестоких разочарований, мы станем семьей. Я была на седьмом небе от счастья, и мне не терпелось поскорее сказать об этом Джону…
Джозеф видел, как беспрерывно двигаются губы Люси, как выгибаются брови, морщится лоб. Но не слышал её голоса. В эту минуту его мозг усиленно трудился, раздумывая, что следует предпринять, если эта упрямая женщина не соизволит изменить своего спонтанного решения? Удастся ли ему в безотлагательном порядке раздобыть стоящую замену? Внезапно он почувствовал себя одиноким и беззащитным человеком, которому не на кого положиться, не от кого ждать поддержки. Да, Люси выбрала лучшее время, чтобы застигнуть его врасплох, взять голыми руками и скрутить. Он на мгновение попытался представить, что остался один на один со своими пациентами. Картинка ему не слишком понравилась, и он понял, что пришло время поработать над собой, чтобы успокоить нервную систему, отвлечься от проблемы и достичь внутреннего равновесия:
«Ничего не поделаешь, Джо, горячий сегодня выдался денёк. Но тебе не положено волноваться! – уговаривал он себя, закрыв глаза и дыша так, как это рекомендуют делать инструкторы на дыхательных практиках йоги: прижимая кончик языка к нёбу, он слегка приоткрыл рот и полностью выдохнул. Затем закрыл рот и сделал вдох носом, считая до четырёх. Потом досчитал до семи, всё время задерживая дыхание, и наконец медленно, со свистом, выдохнул, считая до восьми. Он повторил это упражнение несколько раз, без конца твердя про себя:
– Тебе хорошо и спокойно Джо. Ты – камень! Даже можно сказать – скала… Да, именно! Ты – скала в море. В огромном море. Или океане, где почти через день бывает шторм. Люди боятся шторма и прячутся кто куда. А ты стоишь. Стоишь уже много тысяч лет. Ты сильная, неприступная, нерушимая скала!!! В тебе нет ни одной расщелины. Потому что удар даже самой сильной волны для тебя всего лишь нежное прикосновение. С каждым новым ударом ты становишься только твёрже и несокрушимее».
Окутанный чёрной пеленой размышлений он нервно вышагивал в своём кабинете. Из угла в угол, из угла в угол… И то и дело бросал злобный взгляд на противоположную столу стену: на ней, прямо над «кушеткой Фрейда», висел портрет самого Герра Доктора Профессора Зигмунда Фрейда – худосочного отца-основателя психоанализа, сообщившего миру, что ничего в жизни человека не происходит просто так, всегда и во всём следует искать первопричину. И что же теперь ему, Уилсону, делать, уважаемый профессор? У вас есть что сказать по этому поводу?