Личный дневник Оливии Уилсон

Эмма с безукоризненно прямой спиной восседала за полукруглым столом и, слегка склонив голову, с энтузиазмом стучала по клавишам. На поверхности столешницы не было ничего лишнего, всё аскетично и строго: телефон, персональный компьютер, принтер со сканером, канцелярские принадлежности в простом держателе, стопка бумаг под руками, раскрытый на сегодняшней дате ежедневник, журнал для записи пациентов и свежая пресса. Сбоку, на самом краю стола, лежал металлический поднос с хрустальным графином воды и отполированными до блеска стаканами. Джозеф никогда не видел их такими безукоризненно-прозрачными, играющими всеми цветами радуги в утренних лучах солнца!

– А, Эмма! Хорошо, что вы уже здесь. Рад вас видеть, – сегодня его голос звучал бодрее, чем накануне.

– Доброе утро, доктор Уилсон, – улыбнувшись, ответила женщина, беря его дорогое кашемировое пальто и вешая на плечики.

Оказывается, вчера он не сумел разглядеть, что у неё такая тонкая талия… такая прямая спина… такие длинные ноги…

– Как насчет чашечки кофе, доктор Уилсон?

Джозеф едва заметно улыбнулся:

– С удовольствием выпил бы… Какое утро без чашечки кофе можно назвать добрым?

– С молоком или без, доктор? – произнесла она, повторив свой вчерашний вопрос, и вновь улыбнулась – лучезарно и немного загадочно.

– Без молока, если можно, Эмма. Только крепкий кофе.

– Сию секунду…

Несколько минут спустя знакомый ароматный запах дотянулся до его ноздрей. Вскоре дверь в кабинет приоткрылась, вошла Эмма, слегка покачивая бедрами и неся в руках поднос с чашечкой кофе и – о боже! – вазочкой, доверху наполненной маленькими пышными круассанами. Эти рогалики из слоёного теста всегда напоминали ему о Париже, в котором он регулярно бывал, отправляясь в качестве одного из спикеров на международный симпозиум по психиатрии. О, Париж, город-праздник, который никогда не кончается… Елисейские поля, кабаре Мулен Руж, Монмартр, Лувр, Эйфелева башня, Нотр-Дам де Пари… А кстати говоря, откуда Эмме известно, что он души не чает в этих чудесных круассанах?

– О, Эмма, вы моя спасительница! – Джозеф одарил её благодарной улыбкой и откинулся на спинку кресла.

Бесшумно отхлебнув глоток любимого напитка, он окончательно убедился в том, что жизнь не так уж и плоха, а случившееся вчера теперь выглядело сущим пустяком. И внезапно поймал себя на том, что смотрит не на лицо Эммы, а куда-то пониже. «Интересно, как долго я смотрю туда, – заёрзав, подумал он. – Заметила ли она?» Он взял в руки воображаемый пылесос и уничтожил им все крамольные мысли, сосредоточившись на глазах мисс Мур. И вдруг увидел, как она улыбнулась, увидев его расстроенное лицо. «Надо же, ничто не укрывается от её взгляда! Каким бы великолепным диагностом могла стать эта женщина! Интересно, задумывалась ли она когда-нибудь о медицинской карьере? Могла бы она стать моей ученицей?» Эта фантазия захватила его, но голос Эммы вернул его к реальности.

– Ваше расписание на сегодня, доктор Уилсон, – она вытянула из подмышки регистрационный журнал записи пациентов и протянула ему для ознакомления.

– О, благодарю вас, Эмма! – он отставил чашку и протянул руку к журналу, раскрывая его перед собой. – Вы можете идти.

Итак, сегодня у него пять, нет, шесть пациентов, решившихся обратиться к психотерапии, чтобы облегчить душевное бремя.

Первый – Мистер Тернер – придёт через полчаса. Типичная канцерофобия, или боязнь умереть от рака: «Доктор, что мне делать? У меня, кажется, плохие анализы. Что вы сказали? Нет, диагноз ещё не поставлен. Но я уверен, что у меня что-то очень страшное и неизлечимое, что рак уже запускает скользкие щупальца в каждую клеточку моего тела. Вы ведь давно всё знаете, да? И пытаетесь утаить от меня правду. Я это вижу по вашим глазам».

Второй пациент – миссис Смит – недомогает от регулярных приступов депрессии, безразличия ко всему и ощущения, что ничто не имеет значения: «Доктор, я так счастлива, что мы возобновили сеансы. Кроме вас мне не с кем поговорить. Дочь переехала в Оклахому и напрочь забыла мать. Сын меня тоже не вспоминает, хотя и живёт в Бруклине. Появляется только на Рождество, как будто для него не существует других дней. Вот почему, доктор, когда я прихожу сюда и говорю с вами, я чувствую себя живым человеком. Вы ведь не оставите меня? Нет?»