Лидерство: Шесть исследований мировой стратегии

Дальновидные государственные деятели понимают, что перед ними стоит пара важнейших задач. Первая - сохранить свое общество, манипулируя обстоятельствами, а не быть подавленным ими. Такие лидеры будут принимать перемены и прогресс, обеспечивая при этом, чтобы их общество сохраняло свое базовое самоощущение благодаря эволюции, которую они в нем поощряют. Второе - это умерить дальновидность с настороженностью, внушая себе чувство ограничений. Такие лидеры берут на себя ответственность не только за лучшие, но и за худшие результаты. Они склонны осознавать множество великих надежд, которые потерпели крах, бесчисленные благие намерения, которые не удалось реализовать, упрямое сохранение в человеческих делах эгоизма, жажды власти и насилия. При таком определении лидерства государственные деятели склонны возводить заслоны против возможности того, что даже самые хорошо продуманные планы могут оказаться неудачными, или что за самыми красноречивыми формулировками могут скрываться скрытые мотивы. Они с подозрением относятся к тем, кто персонализирует политику, поскольку история учит хрупкости структур, зависящих в основном от отдельных личностей. Амбициозные, но не революционные, они работают в рамках того, что они воспринимают как зерно истории, двигая свои общества вперед, рассматривая свои политические институты и фундаментальные ценности как наследство, которое должно быть передано будущим поколениям (хотя и с изменениями, сохраняющими их суть). Мудрые лидеры в режиме государственного деятеля признают, когда новые обстоятельства требуют преодоления существующих институтов и ценностей. Но они понимают, что для процветания их общества им придется следить за тем, чтобы изменения не выходили за рамки того, что оно может выдержать. К таким государственным деятелям относятся лидеры семнадцатого века, создавшие Вестфальскую государственную систему, а также европейские лидеры девятнадцатого века, такие как Пальмерстон, Гладстон, Дизраэли и Бисмарк. В двадцатом веке Теодор и Франклин Рузвельты, Мустафа Кемаль Ататюрк и Джавахарлал Неру были лидерами в режиме государственного деятеля.

Второй тип лидера - провидец, или пророк - рассматривает преобладающие институты не столько с точки зрения возможного, сколько с точки зрения императива. Пророческие лидеры ссылаются на свои трансцендентные видения как на доказательство своей праведности. Стремясь к пустому холсту, на котором можно изложить свои замыслы, они ставят главной задачей стирание прошлого - его сокровищ и его ловушек. Достоинство пророков в том, что они переосмысливают то, что кажется возможным; они - "неразумные люди", которым Джордж Бернард Шоу приписывает "весь прогресс". Веря в окончательные решения, пророческие лидеры склонны не доверять постепенности как ненужной уступке времени и обстоятельствам; их цель - превзойти, а не управлять статус-кво. Ахенатен, Жанна д'Арк, Робеспьер, Ленин и Ганди относятся к пророческим лидерам истории.

Разделительная линия между двумя режимами может казаться абсолютной, но вряд ли она непроницаема. Лидеры могут переходить из одного режима в другой - или заимствовать из одного, в то же время в значительной степени придерживаясь путей другого. Черчилль в его "дикие годы" и де Голль в качестве лидера Свободной Франции принадлежали в эти фазы своей жизни к пророческой категории, как и Садат после 1973 года. На практике каждый из шести лидеров, о которых рассказывается в этой книге, сумел синтезировать эти две тенденции, хотя и с уклоном в сторону государственничества.

Для древних оптимальное сочетание этих двух стилей было примером лидерства Фемистокла, афинского лидера, который спас греческие города-государства от поглощения Персидской империей. Фукидид описал Фемистокла как "одновременно лучшего судью в тех внезапных кризисах, которые почти не допускают размышлений, и лучшего пророка будущего, даже самых отдаленных его возможностей".

Столкновение между этими двумя способами часто бывает безрезультатным и разочаровывающим, что является следствием различий в мерах успеха: испытанием для государственных деятелей является прочность политических структур в условиях стресса, в то время как пророки оценивают свои достижения по абсолютным стандартам. Если государственный деятель оценивает возможные направления действий исходя из их полезности, а не "истинности", то пророк рассматривает такой подход как святотатство, торжество целесообразности над универсальным принципом. Для государственного деятеля переговоры - это механизм стабильности; для пророка они могут быть средством обращения или деморализации противников. И если для государственного деятеля сохранение международного порядка превосходит любые споры внутри него, то пророки руководствуются своей целью и готовы опрокинуть существующий порядок.