Неожиданные для Лидии крики на баррикадах Эльской и героические попытки Рабина «оседлать» бульдозер отражали заранее предвиденную и осознанную готовность особенно близких к нему участников (таких как Рухин), учеников (Эльской) и сына Рабина Александра именно к революционному сценарию. В этом контексте предположение Лидии и Немухина о возможности нейтрального восприятия городскими властями выхода художников на пустырь было сверхнаивным. Убежденность в том, что они «ничего плохого не делали», то есть вера в справедливость и законность своих намерений, заслоняла им глаза и препятствовала своевременному осознанию того, что отчуждение от каждодневной урбанистической реальности сделало их неспособными адекватно оценить, на что они шли. Кроме того, долгая дружба с Рабиным стерла понимание, что он всегда был политическим художником, открыто критикующим в своих сюжетах советскую жизнь, тогда как абстракции Лидии и Немухина были политизированы властью благодаря Хрущеву, назвавшему этот стиль «мазней» на выставке в Манеже в 1962 году.
Многие разногласия между художниками, а также между ними и властями были сглажены вторым официально разрешенным и мирным показом работ на открытом воздухе, который прошел 29 сентября в Измайловском парке. Его неизбежность была закодирована в приглашении художников на
Фотографии зрителей, с интересом и без опасения рассматривающих модернистское искусство на выставке в Измайловском парке, напоминают реакцию на картины, показанные на Национальной американской выставке в парке «Сокольники» в 1959 году. Уже тогда мог бы возобновиться образовательный проект применительно к модернизму, прерванный в конце 1930-х годов. Потенциал для этого процесса опять забрезжил, угрожая дальнейшему сохранению однополярной модели мосховского визуального производства. Особенно с учетом огромного количества заинтересованных посетителей и их энтузиазма, благодаря которому уже невозможно было притворяться, что протестного искусства не существует или что оно ненавистно советской публике.
Восторженная оценка Лидии четырехчасового события в Измайловском парке демонстрировала ее заинтересованность и открытость к контакту со зрителями, а также осознание того, что без публики художник замыкается на себе и в себе, тогда как влияние его или ее искусства на внешний мир в режиме короткого замыкания ничтожно мало.
Илл. 79. Работа Лидии Мастерковой, поврежденная на «Бульдозерной выставке». Архив М.М.-Т. и В.А.-Т.
Илл. 80. Приход художников на выставку в Измайловском парке, 29 сентября 1974 года, Москва. Слева направо: М. Одноралов, А. Тяпушкин, Л. Мастеркова и ее подруга Т. Кашина.
Архив М.М.-Т. и В.А.-Т.
Илл. 81. Лидия Мастеркова на выставке в Измайловском парке, 29 сентября 1974 года, Москва.
Фото: И. Пальмин. Архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Игоря Пальмина
Илл. 82. Лидия Мастеркова на выставке в Измайловском парке, 29 сентября 1974 года, Москва. Рядом с ней художник Александр Дрючин.
Фото: В. Сычев. Архив М.М.-Т. и В.А.-Т.
«Это было грандиозное событие не только в жизни художников, которые могли свободно показать свои картины, но и тех, кто пришел на выставку и смог посмотреть эти картины. Это был удивительный день, когда царила необыкновенно дружественная атмосфера между художниками и зрителями. За четыре часа в Измайлове побывало более пятнадцати тысяч человек»[187]
.Фотографии, на которых запечатлено (в деталях) участие Лидии в этой выставке на открытом воздухе, позволяют сформировать слайд-фильм. Она прибывает в Измайловский парк, держа в руках картину из «планетной» серии, в компании художников Михаила Одноралова и Алексея Тяпушкина и направляется к уже установленному треножнику. Далее активно общается со зрителями, среди которых художник Александр Дрючин. Лидия также позирует для триумфального портрета крупным планом и временно передает родственникам опеку над своей работой. [Илл. 80–84]