На ВДНХ Лидия выставила три работы из «планетной» серии. [Илл. 86] Они экспонировались рядом с абстрактным сюрреализмом старого друга Николая Вечтомова, который давно замечал: «Если бы нас не объединяло неприятие власти, мы были бы непримиримыми оппонентами». Трудно поверить, что «планетная» (и в то же время инопланетная) серия Лидии могла обрести разрешение на публичный показ после столь продолжительной категоризации абстрактного искусства в лучшем случае как «кубиков <…> и других трюков»[191]
. Групповая фотография участников снята на фоне масштабного «Триптиха № 7. Песнь песней» (1967) Владимира Янкилевского, чей голубовато-розовый тон соответствовал оптимистическому настроению позирующих художников[192]. [См. илл. 1] Стилизованные женские и мужские образы, константная модель гендерной бинарности в творчестве Янкилевского в данном случае коррелируют с участью Лидии быть всегда одной среди «своих» мужчин[193]. Такой гендерный дисбаланс не мог быть комфортным даже для сильной и независимой личности, и возможно, поэтому Лидия всегда ценила женскую дружбу и любила воспитывать девочек. Чувство удовлетворенности от достигнутых выставочных успехов было омрачено злобными рецензиями. Одна из них была написана главным редактором журнала «Творчество» Юрием Нехорошевым, который, учитывая либеральный настрой власти, не призывал не показывать это искусство, а приглашал «поговорить о сути “авангардного” творчества»[194], то есть вернуться не к тотальному запрету, а к практике публичного обличения своих соперников посредством аргумента, что они всего лишь копируют западные течения. Полвека назад точно так же Родченко был обвинен в журнале «Советское фото» в плагиате по отношению к европейским фотографам[195]. Выставляя себя тонким знатоком модернистских стилей, Нехорошев пишет: «<…> словом, с миру по нитке – авангардисту рубашка». Этот саркастический эпитет относится к выставленной работе Рабина «Рубашка» (1971), которую Нехорошев охарактеризовал как «бредово-эротическое изображение женских форм» (критика, как ни странно, совпадающая с феминистической теорией роли в искусстве «мужского взгляда»). Упомянув Лидию с неправильным инициалом «А», он включил ее работы в список «“гвоздевых” экспонатов» только для того, чтобы бросить в ее адрес уничижительный комментарий: «Мастеркова нарисовала полосы и круги с цифрами». Использование слова «нарисовала» вместо привычного «написала» намекало, что она недостойна традиционно мужского титула живописца. Вторя раннему лексикону основателей АХРРа, неистово боровшихся с беспредметным искусством Малевича[196], Нехорошев использует фразу «беспредметные сочинения» как знак бессмыслицы и, подобно самому последовательному ненавистнику этой практики Евгению Кацману, не верит, что «к революции больше всего подходит черненький или красненький квадратик, что станковое реалистическое искусство ей не нужно»[197]. Но разве знаковый холст Эрика Булатова «Революция. Перестройка» (1988) не ратифицирует нонконформистское искусство, включая его абстрактное крыло, как самую жесткую антитезу соцреализма и не подрывает непоколебимый (казалось бы) авторитет официальной визуальной продукции? Из статьи Нехорошева становилось ясно, что дорога Лидии к «большой победе» будет тернистой и что одна женщина в поле не воин. Исходя из этого, она сделала выбор: «Атмосфера накалялась, работать было почти невозможно. Несмотря на то что в жизни художников в СССР произошли большие перемены, создаются новые трудности. Я выбрала для себя один-единственный приемлемый вариант, 21 декабря 1975 года вместе со своим сыном покинула Советский Союз, тем более что всегда мечтала жить на Западе»[198].Илл. 87. Открытие выставки в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ, 1975.
Фото: И. Пальмин. Архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Игоря Пальмина
Илл. 88. Проводы в эмиграцию Лидии Мастерковой. Декабрь 1975 года.
Слева направо: Генрих Сапгир, Анна Хрущева, Лидия Мастеркова, Игорь Холин.
Фото: И. Пальмин. Архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Игоря Пальмина
Илл. 89. Стихотворение Лидии Мастерковой «Сон». 1970.
Архив М.М.-Т. и В.А.-Т.