Лифт, или Пара шагов до убийцы

– Внутренне принимай (я это имела в виду), не внешне. Можешь спорить, можешь рассказывать о том, как ты видишь, сколько угодно, как угодно, хоть ори. Но как только перестанешь уважать оппонента, считай, всё, ловушка съела тебя. Нет ничего ужаснее, чем монстры за стеной, невидимые, не понятые… Хотя, выбирая отрицание, ты тоже имеешь на это право… Ты знала, что у зависимого и святого одна природа? А вот, одна. Просто один выбрал низкую зависимость, а другой высокую. Вот и вся между ними разница. Реформатор и тиран, учёный и бунтарь, тоже из одной связки, просто с разной стороны одного явления. – Разговор утекает в философское русло. Слышала, это нормально у пьющих.

– Почему из одной? – не понимаю я.

– Потому что дано одно. Дана власть: можешь её использовать во благо другим, людям жизнь упростить, можешь одному себе во благо, с ущербом для других. Кто собой жертвует, выигрывает, будет и миру в мир, и себе не в убыток: мир благодарность имеет. Кто другими жертвует, и вокруг никому не поможет, и себя потеряет. Дело только в выборе стороны, куда направить. Дано воображение: вообрази себе рай, и делай так, будто ты уже в нём, а другие этого просто не поняли. Или погрязнешь в маниях того или иного толка, нарко, алко, игро… каких только нет. Дана способность к прорыву, выходу за границы, ну так давай, сноси старое ради нового. Снесешь не для чего-то, а просто, ради сноса, останешься в пустоте. И так далее… Дано: контроль. Вилка, – показывает два пальца, – либо управляешь, либо подавляешь. Дано: религия. Либо помогаешь найти свой путь, либо сажаешь в вакуум. Дано: воля, энергия. Либо делаешь, несмотря ни на что, активничаешь, либо злишься от неспособности действовать. Дано: комфорт. Либо красоту множишь, либо ленишься. Дано: ум… Либо ты его, либо он тебя. Понятно же так, более менее? – Я киваю. – Ты спросила, как я, что я, – понижает голос, – мне мать вот, позвонила, представляешь. Только, на днях. Позвонила, чтобы сказать, что помнит про меня. Что ей жаль. Хотела увидеться. Отец был там, с ней, не говорил, но я слышала его шепот. Вот, – разводит руками, – увиделись. Что теперь мне до всего этого, отрицание, принятие, стороны… – допивает остатки коктейля, залпом. – Я ни то, ни другое, насчёт их смерти. Может, шок, или просто их слишком долго не было, и я привыкла, что родители – это только образы в моем сознании, тени, которых реально нет. Ладно, ладно. Морин О'Нил, – прищелкивает, – я могу рассказывать тебе о ней ещё. Или ещё о ком-нибудь. Знаешь, вокруг столько жизней… на них смотреть куда интереснее, чем без конца пялиться в одну свою. Смотришь, смотришь, и себя начинаешь лучше понимать. На сравнении: вот здесь принимаю, а здесь ни в какую, аж кроет, хочется в морду дать. Что за проблема у меня с этим? Не с человеком: с тем, что он выражает, за что – в морду. Чаще всего именно это я вытеснила. В каждом из нас есть всё. Без преувеличения, да-да, всё, и не меньше. Просто так удобнее, делить на "моё" и "чужое", безопаснее что ли. Радж, – громко, – сделай мне добавочки. И Риччи забацай что-нибудь эдакое, от себя. Не понравилось? – показывает на сигарету, стлевшую в пепельнице.

– Да так, – пожимаю плечами, поджимаю губами, – не очень, если честно. – За час, что мы сидим, я, изрядно опьянев, узнаю обо всех её знакомых, кучу разных историй. Смешных, печальных, глубоких, глупых. Рассказывать она умеет, этого не отнять. Ты в целом – то, на что ты смотришь. Я смотрю на Зет. Зет пытается смотреть на кого угодно, кроме самой себя, но видит себя лучше, чем я, в себя смотрящая.

2.2

То, что вокруг тебя – и есть ты сам. Но это не значит, что за пределами твоих глаз – то же самое.

Вот так, сухо и скупо, я переформулировала для себя страстный монолог сестры. Вокруг тебя – одни твои проекции, ты реагируешь только на то, что в тебе уже есть, видя его отражения. Прочее проходит мимо. Одну из гостей заведения зовут по имени. Зовут, как маму. В любой другой день я не обратила бы не это внимания. Мужчина говорит по телефону, даёт кому-то указания. Прямо как отец. Хотя, ну не похож он на отца, никак: ни внешне, ни голосом. Бар называется "Лифт". Ироничнее нарочно не придумаешь.

Мы там же, когда мой телефон ловит звонок. Это брат, он опоздал на день. Минус солнце бы, не опоздал. Он говорит: «Риччи? Риччи, это ты?» – сколько я его не слышала, столько не слышала бы и дальше, если бы лифт так резко ни упал. Сестра усмехается, слыша его голос в моей трубке. Они никогда не были близки. «Конечно, – удивляюсь, – кому бы ещё быть, с моим-то номером?» Ему интересно, где я. Я объясняю, но я или стены, сказать трудно. Качаемся мы с ними одинаково. Он едет из аэропорта.