Лифт, или Пара шагов до убийцы

– Ооо, – тянет Зет, тянет звук и виски, уже чистый, – сейчас явится наш цветок лотоса. Радж, повтори-ка, пока его нет. Я морально не готова. – Бармен согласно наливает. Я прошу кофе. Сестра смотрит с уважением. – Знаешь свою норму, хотя к алкоголю не привыкла. Очень интересно. Так можно быстро понять, что за человек перед тобой. Кто знает меру, тот обычно хорош в делах, но, увы, не в постели. Годы наблюдений, – отзывается на мой вопросительный взгляд. – Я за стойкой уже сколько… – напоминает, мне и себе, – столько не живут. Хотя, – перебивает сама себя, – знаешь, про постель, это очень на любителя. "Мерным" ребятам троганья заходят, трогательные они, тактильщики. Либо садомазо. Мне это так, мне бы сразу к делу, без предисловий. Тут уж кому что.

Бармен с интересом косится на Зет. Борода сползает, проявляется тролль. Все они, с таким взглядом, выглядят одинаково.

– Знаешь, – говорю я ей, – то, что ты мне сказала, про мать, что она звонила… Она любила тебя, я знаю.

– Любит, – говорит она мне, – никуда человек из мира не девается, всё цельно на уровне души. Как личность, да, девается, конечно. Как душа – нет.

– Нет никакой души, – брякаю над кофе, любезно подставленным Раджем. Морщусь от его угодливости. – И рая нет. И ада. Ничего нет. Только тролли.

– И как же ты это выяснила? – интересуется Зет. Блики пляшут в зрачках, рикошетят от стекла. Помада у неё хорошая, стойкая: пей, не пей, держится. – Про душу и троллей?

– Сама. Головой дошла.

– Головой можно дойти до чего угодно. Возьми любой тезис, дай его уму, и он найдет пути это доказать. Те, что верит в бородатого дядьку на небе, плоскую землю или квантовую теорию… или что все люди – жирафы, они это головой доказали. Иначе бы ум не успокоился. Ну, и как ты это доказала?

– Душу никто никогда не видел. А ум я использую постоянно. Соответственно, я – это ум. Ум в мозге. Мозг – орган тела. Человек похож на комп. Приложи с ноги процессор, компу каюк. Комп не хуже от своей хрупкости, просто свойство у него такое. Человек, в отличие от техники, имеет понимание, что есть чему бахнуть, неизбежность бахача, и есть зверь такой, страшный Каюк. Боится; начинает искать, как от него спастись. Ставит антивирусники и антикаюкники себе в голову: привет, наука и религия. Вот… рай и ад – это… состояния, пожалуй. Гормоны выделяются, человек чувствует себя счастливым или несчастным. Нам хочется объяснить их чем-то великим, чтобы избежать ужасной судьбы: свободы и одиночества.

– Душа, – задумчиво возражает Зет, – это то же тело, только изнутри. Не оттуда, где органы. Это тонкое тело, невидимое невооружённым глазом. Пользователь твоего компа, общемировой. Ты сказала, что используешь свой ум. Есть кому использовать, так? А он использует тебя. Не думай пять минут. Попробуй, ты не сможешь. Он будет крутить, как пластинку, реакцию на прожитое. Понаблюдай за тем, что крутится, и поймешь, что есть кому наблюдать. Значит, ты – не ум. «Посредством глаза, а не глазом», – видимо, цитирует. Гормоны – так же, как и тело, физическое отражение нефизических переживаний. Рай и ад здесь, не где-то там. Сдается мне… за пределами тела вообще нет чувств, в привычном нам понимании. Инструмента для чувств, для мыслей, нет. Зато есть…

– Говоришь, как Эш, – морщусь, – в ваших словах много востока, дамочка. Вот ты говоришь, цветок лотоса, принцесска, а на деле вы с ним из одной связки.

– Нет, не из одной, – морщится, – поймешь, почему. Кстати, что за тролли? Старый мудак, а ещё кто?

Я не успеваю ответить. В баре, чей адрес я наговорила в телефон, появляется тот самый, тридцать раз упомянутый, брат. Он входит, и ясно: в бар вошло то, что не должно ходить по барам. Чистая трезвость.

3.

Эша я не видела уже года три, не меньше. Связь с ним держала, изредка списывались. Звонил он редко: граница стран брала своё.

Вплывает в дверь. За спиной – массивный рюкзак, волосы, светлые и длинные, завязаны на затылке в хвост, лицо узкое, с длинноватым носом и небольшими, но очень ясными серыми глазами, борода, усы – не сбриты. Брови светлые, густые; лоб высокий, ясный. Одет по-походному: толстовка цвета хаки, парка бурая, видавшая виды, болотные штаны, в которых карманов больше, чем гладкости, и тяжёлые кроссовки (похоже, оба они так заземляются). Сам крепкий, но не раскачанный, сухой, как я.