Лифт на эшафот

Задним числом она обратила внимание на одну деталь. Фред сказал, будто отец дал ему купюру в десять тысяч франков и пять купюр по тысяче. Однако в пачке, которую она видела, денег было значительно больше.

Приподнявшись на локте, она взглянула на спящего юношу. Он и во сне, казалось, страдал: губы приоткрыты, как бы моля о пощаде, веки крепко сомкнуты, словно плотный занавес, ограждающий от реальности. Повернувшись к Фреду спиной, Тереза дотянулась до его пиджака, висевшего на стуле рядом с кроватью, и залезла в карман. Бумажник. У Фреда не было бумажника. Подарок отца? Почему бы и нет, в конце концов?

Она хотела положить его на место, но передумала.

Левое отделение было предназначено для денег. Правое состояло из прозрачных кармашков для документов, фотографий. На одной из них Тереза тут же узнала ту пару. Она ожидала этого. Владелец трейлера и его жена. Девушка совсем не удивилась. Ее удивляло скорее, что она знала все еще тогда, когда они бежали из Марли.

- Фред! - тихо позвала она, в голосе ее звучал упрек.

Фред жалобно застонал во сне, как щенок, которому что-то приснилось. Тереза уронила бумажник и, вся дрожа, сцепила руки. Опустив ноги с кровати, она сунула руку в задний карман брюк Фреда и вытащила оттуда деньги. Несколько десятков купюр по десять тысяч франков. Она заплакала, не испытывая горя, вытирая слезы тыльной стороной ладони, сама того не замечая, с фатализмом, свойственным бесхитростным душам, которые несут в себе уверенность: "Это было бы слишком здорово, это должно было так кончиться".

- Что ты там делаешь? - спросил Фред, едва ворочая языком, не открывая глаз.

- Ничего, спи, милый, спи...

Он повернулся к ней спиной и мирно захрапел.

Тереза схватила часы. Это были великолепные золотые швейцарские часы. Она с трудом прочла надпись, выгравированную на крышке: "Педро от его Жермены". Рыдание сдавило ей горло. Ее затошнило, она побежала к умывальнику.

Несмотря на то что Тереза была лишь в рубашке, а в комнате было холодно, она вся покрылась потом. Обхватив голову руками, она пыталась спокойно размышлять. Она все еще держала в руке часы, и их тиканье у самого ее уха стало невыносимым. Через открытое окно Тереза видела вокруг одни крыши. Она размахнулась и бросила часы - эту улику - в окно, как можно дальше от того, кого она хотела защитить. Они ударились о балюстраду, отскочили и упали на тротуар.

Тереза высунулась в окно, но ничего внизу не разглядела. "Ну и ладно, подумала она, - никому в голову не придет одно с другим связать".

Тихо, чтобы не разбудить Фреда, сохраняя полное спокойствие, Тереза чиркнула спичкой и зажгла газ. В рассветном полумраке заплясали голубые язычки пламени. Тереза взяла тарелку, случайно задела стоящее рядом блюдце. Она повернула голову, но Фред не проснулся.

Она сама еще не понимала, что приняла решение.

Тереза брала по две-три купюры и сжигала их в тарелке. Глядя, как сгорают деньги, которые могли бы ей помочь, она не испытывала ни малейшего сожаления. Затем наступил черед бумажника и всего его содержимого. Кожа долго не загоралась, зато кармашки из целлофана вспыхнули сразу.

С тарелкой в руках Тереза вышла в коридор, темный и пустой. Она дошла до туалета на лестничной площадке, закрыла за собой дверь на задвижку, высыпала пепел в унитаз и спустила воду. От волнения она чуть не потеряла сознание. Голова закружилась, и она прислонилась лбом к матовому стеклу двери. Она гладила свой живот и бормотала: "Теперь не время, мой милый малыш... Сейчас все будет кончено..."

Вернувшись в комнату, она сполоснула тарелку, тщательно ее вытерла и поставила на место. От ледяной воды у нее заломило пальцы. Она погрела их над плитой. Опять, гладя живот, она ласкала своего еще почти не существующего ребенка и шептала с бесконечной нежностью: "Тебе, право же, не повезло. Но все равно у тебя никогда не было бы папы... Так, старший брат, да и тот..."

Тереза машинально выключила газ, но не отпустила кран.

Оглядевшись, она повернула его, вновь открывая, и услышала легкое посвистывание, с которым газ выходил из отверстий горелок. Тереза не отрываясь смотрела на маленькие черные дырочки, откуда выползала невидимая, неощутимая смерть. Смотрела равнодушно. Какие-то мысли в голове, неясные чувства в душе пытались обрести форму, но Тереза не могла понять, была ли то радость или грусть.

Заставив себя отвести взгляд от плиты, она приблизилась к постели, где спал Фред. Откинув одеяло, она прикоснулась губами к его груди. Он не шелохнулся. Ступая босыми ногами, подобно ребенку, который собирается нарушить запрет, она подошла к стенному шкафу и достала спрятанный за простынями томик Бодлера, "Цветы зла". Если бы Фред видел, что она читает эти "мещанские стишки", он пришел бы в ярость.

Держа книжку в руке, она вытянулась рядом с ним на постели с довольным видом.

Вдруг Тереза увидела, что окно осталось открытым. Она пожала плечами и вскочила, чтобы закрыть его. Фред зашевелился, ворча:

- Скоро ты успокоишься, а?

- Да, милый. Кончено. Все кончено.