Лига перепуганных мужчин

— Давайте-ка их утроим,— сказал я,— раз вы не рвали. Я не назвал вам имя клиента и не описал его, но вы знаете, что он должен был выйти из-за угла Шестьдесят восьмой улицы и отправиться к Восточной Восемьдесят второй улице. Поэтому, когда вы прочтете в завтрашней газете о человеке- по имени Томас Г. Вигер, который жил в доме 240 по Восточной Шестьдесят восьмой улице, что его тело было найдено в яме Восемьдесят второй улицы, с дырой в голове, вы заинтересуетесь. Когда человек чем-то заинтересован, он любит об этом поговорить. Итак, здесь шестьдесят монет. Я хочу иметь шанс удовлетворять свое любопытство так, чтобы меня не теребили при этом ищейки, желающие узнать, почему я организовал эти гонки. Какого черта он пошел сам, нарушив нашу программу? Добавлю к этому, что он не сказал, даже не намекнул на то, что ожидает или боится какого-либо нападения, он хотел лишь узнать, есть ли за ним слежка, если есть, он хотел оторваться от хвоста и по возможности опознать его. Все это я рассказал вам, потому что так оно и было. Я не имею ни малейшего понятия о том, кто его убил и почему. Вы знаете, все, что знаю я. Я хотел бы только, чтобы никто больше об этом не узнал, пока я пошарю немного вокруг. Вы, ребята, знаете меня сколько?..

— Пять лет,— сказал Майк.

— Пять лет,— сказал Эл.— Как ты узнал, что это он? Если его тело было найдено всего лишь час назад...

— Когда я звонил ему домой, то узнал ответивший мне голос, голос сержанта Стеббинса из отдела по расследованию убийств. Завернув за угол, я узнал шофера в полицейской машине, стоявшей перед домом 240. Тогда я позвонил одному знакомому газетчику и спросил его, нет ли у него новостей. Я ничего не скрываю. Вы знаете все. Вот ваши шестьдесят монет.

Эл ухватил одну из двадцаток за угол большим и указательным пальцами и с легкостью извлек ее из пачки.

— Этого довольно,— сказал он.— За мое время хороша и такая плата, а насчет того, чтобы держать рот на замке,— это мое личное дело. Буду только рад. Каждый раз, когда я вижу полицейского, сразу думаю: «Эй ты, ублюдок, я вот кое-что знаю, а ты — нет».

Майк, ухмыльнувшись, взял три двадцатки.

— Я — другое дело,— сказал он.— Я как раз люблю болтать со всеми, включая и ищеек, а теперь вот не могу, иначе мне придется вернуть тебе сорок монет. Может быть, я не слишком благородный, но зато честный человек..

Он положил деньги в карман и протянул руку:

— Для пущей убедительности пожмем друг другу руки.

Мы пожали друг другу руки, и я вернулся в машину Эла. Я велел ему отвезти меня к зданию «Газетт».

Если у Лона Коэна и была должность, то мне она неизвестна, да я и сомневаюсь в том, что она была. Но его имя было написано на двери маленькой комнаты, находящейся на двадцатом этаже, через две двери от угловой комнаты издателя, и, значит, можно было думать, что он сумел кое-что извлечь из ежедневной редакционной суматохи и потока новостей. Он, казалось, всегда был в гуще событий и знал не только то, что случилось, но и то, что должно было случиться. Я понятия не имею, как нам удавалось ладить столько лет, однако это было так.

Он был очень темным — темная кожа, туго натянутая на аккуратном маленьком личике, темно-карие, глубоко посаженные глаза, почти черные волосы, гладко зачесанные назад и почти приклеенные к округлому черепу. Он был вторым из лучших игроков в покер, с которыми я коротал время от времени ночь. А лучшим был Саул Пензер, с которым вы встретитесь позже.

Когда в этот вечер понедельника я вошел в маленькую комнатку, Л он висел на телефоне, так что я придвинул стул и принялся слушать. Это длилось несколько минут, и все, что он сказал, это «нет», повторенное девять раз.

Когда он повесил трубку, я сказал:

— Какой ты сговорчивый человек!

— Я должен позвонить,— сказал он.— Вот, посмотри.

Он взял картонную папку, вручил ее мне и вернулся к телефону.

Это была папка на Томаса Г. Вигера. Не толстая — дюжина или около этого газетных вырезок, четыре заметки, отпечатанные на машинке, статья из журнала «Пластики сегодня» и три фотографии. Две из них были работами студии, чье название было напечатано внизу, на одной лее было представлено сборище в зале Чарч-хилла, а надпись внизу гласила: «Томас Г. Вигер произносит речь на банкете „Национальной ассоциации по производству пластиков” в Чарчхилл-отеле, Нью-Йорк-сити, 19 октября 1953 года». Он стоял на сцене перед микрофоном с поднятой в приветствии рукой. Я прочитал статьи, просмотрел газетные вырезки и занялся статьей в журнале, когда Лон покончил с разговорами и повернулся ко мне.

— Ну, давай,— потребовал он.

Я закрыл папку и положил ее на письменный стол.

— Я пришел,— сказал я,— чтобы заключить сделку, но прежде всего тебе нужно кое-что узнать. Я никогда не видел Томаса Г. Вигера, не говорил с ним и вообще никак не общался. То же и мистер Вульф. Я не знаю о нем абсолютно ничего, включая и то, что ты сказал мне и что я только что прочитал в этой папке.

Лон улыбнулся:

— Это для протокола, о’кей. А теперь давай для нас.