Лига выдающихся декадентов

Гедройц сунула писателю колоду Таро, вышла и скоро вернулась с двумя тяжёлыми папками. Розанов разобрал их на столе. Вот газетная карикатура и минималистичные фигуры, наносимые футуристами себе на лица. А вот — два вырванных из альбома листа с неуклюжими рисунками дочек, Наденьки и Варечки.

Василий Васильевич сложил вчетверо альбомные листы и спрятал в карман. Остальное стал мелко рвать и бросать в печку. Не забыл поворошить золу кочергой.

* * *

Тряска, а может утренняя прохладца привели Вольского в чувство. Во всяком случае, их меньшевик ощутил раньше тяжести — а на плече у него мирно подрёмывал Боря. Меньшевик узнал покачивавшуюся впереди спину — это Василий Васильевич правил рыдваном, и слабо заговорил:

— Что произошло в наше отсутствие?

С облучка донеслось знакомое дребезжание:

— Немного ласковых слов, доброты и блефа. Вера Игнатьевна усовестилась. Отдала нам колоду Таро.

Зашевелился Бугаев. Обвёл окружающий мир мутным взглядом. Нахохлился. Слабо окликнул:

— Куда вы правите? Нам же на станцию.

Розанов ответил, не оборачиваясь:

— К почте, нужно срочно телефонировать.

— В такую рань?

— Мочи нет: хочу Варваре Дмитриевне сказать, что была права насчёт детских рисунков. Что разыскал их и везу домой.

— Так разбудите!..

— Она которую ночь не спит из-за этого. Женщины!.. — вздохнул Василий Васильевич.

* * *

За прошедшие несколько дней гостиная Рёрих кардинально изменилась. Алые полотнища теперь ниспадали с потолка, повсюду были расставлены высокие светильники. Расхаживая промеж них, Елена возжигала огни, гасила другие, которые ей почему-то не нравились.

К возникшим на пороге трём друзьям Елена Рёрих протянула руки:

— Я — вы! Вы — я! Мы — частицы божественного «Я»! Уповайте!.. Лилеи взрастут на камени! Птички воспоют славу труду! О, слава труду! Тьма, тьма, тьма. Свет, свет, свет.

— Я предупреждал! — шепнул спутникам Розанов.

— Ваша карта… Я рассматривала её часы напролёт, и потом пошла горним путём. Возьмите её, щедрые люди! Огнь, о, огнь!.. Мир, труд, май…

— Без Флоренского тут не обойтись, — проворчал Василий Васильевич, пряча шестнадцатый Аркан в портмоне.

— Летите, родные мои! — распростёрла женщина руки в небо. — Звёздами да будет украшен ваш путь.

Розанов возмущённо блеснул на Рёрих стёклами пенсне и поспешил увести друзей.

* * *

Несколькими днями спустя Розанов и Вольский чинно сидели на стульчиках в чужой гостиной. Медленно собирались другие гости, и меньшевик водил по сторонам скучающим взором. Дальняя стена от пола до потолка была оклеена серебристой фольгой, по которой тянулись гирлянды куколок: чертенята, домовые, всякая лесная и водяная нечисть. Хозяин вечера — человевек, похожий на изъятую Шампольоном из гробницы фараона мумию обезьянки, сидел на высоком табурете, напялив на голову высокий конусовидный колпак. Перед ним на столике лежали донельзя странные предметы. Надкушенный бублик, чья «дырка» познала окружающую пустоту и не найдя её прекрасной, отгородилась пробкой причудливой плесени, а затем, должно быть, от обиды, окаменела. Поддельный золотой рубль, в позеленевшем надкусе коего застрял обломок зуба. И среди прочего — колода Таро работы Гедройц.

Гостиная заполнилась людьми, отзвучали взаимные приветствия. Вспомнив о своих обязанностях канцеляриуса, хозяин восстал на фоне серебристой стены и, уперев взгляд глаз навыкате в меньшевика, возгласил:

— Я вижу постороннего. Это младенец, нуждающийся в усыновлении?..

— Нет, — быстро ответил Розанов. — Это всего лишь гость.

— Вам прекрасно известно, — отчеканил канцеляриус, — что надобно, если приводите гостей.

— Что надобно?.. — оторопел меньшевик.

— Хабар! — вскричал канцеляриус, алчно блеснув стёклами очков.

— Коля, поищите что-нибудь в карманах, — зашептал Розанов. — Нужна взятка.

Вольский послушно опустил руку в карман.

— Неважно что, — торопил Василий Васильевич. — У меня карманы пусты, — он быстро прикрыл ладонью оттопыривавшуюся полу пиджака, — а то бы я…

Во втором кармане Вольский обнаружил конфету. Откуда взялась?..

— Сойдёт?..

— Скорей предложите Алексей Михалычу!

Канцеляриус затолкал взятку в рот и захрустел, зачмокал так, что Вольский передёрнулся.

— Вку-усно!..

Дожевав и тщательно облизав губы, Ремизов громогласно задал вопрос:

— Брат старейший кавалер и великий фаллофор, который час?

К удивлению Вольского, отозвался не кто иной, как Василий Васильевич:

— Самое время с вареньем пить чай.

— Приступим, — согласился канцеляриус. — У нас появилась новая святынька!.. Слышите? Святынька!

Вольский никогда ещё не слыхал такой глумливости.

Ремизов подхватил со столика колоду Таро и принялся суетливо тасовать.

— Ах, какой непорядок! — вдруг зацокал он. — Художник не кончил работы. Ну, мы сейчас…

Канцеляриус положил «Nihil» — скрытую карту, перед собой, в руке его появилось перо. Нарисовал кукиш и, помахав Арканом для скорейшего высыхания чернил, вернул в колоду.

— Вы, Коля, напрасно смеётесь, — произнёс Розанов, хотя меньшевик и не думал смеяться. — Этих господ и через сто лет будут помнить, читать.

— А если вдруг не будут?