Лик Архистратига

Может быть, чего-то от него на этот раз требовалось нечто другое, и не надо было пускаться ни в какую пешеходную вылазку. Только интуитивный позыв был именно таков, поэтому Окурок шёл спокойно накатанной дорогой, пробегавшей по обрывистому берегу мелкой, но быстрой речки. Вот уже первые домишки пригорода стали попадаться на пути. Местные жители, завидев чёрного человека, естественно шарахалось, где-то даже взвизгнула девка. Но пока всё шло хорошо. Хорошо до встречи с кучкой смиренных благовоспитанных монахов, беседовавших с не менее праведными прихожанами прямо у дороги.

Услышав, что те лопочут на французском, Иван Кузьмич сразу понял, что удостоился по хотению маски посещения какого-то города во французском королевстве. Что это королевство и что века были так себе — средние, он усёк почти сразу, потому что знал историю не только Государства Российского. Даже предсказание Мишеля Нострадамуса тут же вспомнилось, где упоминалось, что восточный полководец перейдёт Альпы, и Париж поклонится ему.

Тем более, говорок у святых отцов был ужасающий. Впрочем, у Окурка никак не лучше. Но он явно рассчитывал на то, что его причислят к каким-нибудь иноземным купцам. Хотя богатые люди в средние века пешком никуда не ходили, Тем более, без слуг или ратников, разве что на прогулки по ухоженному Булоньскому парку в Париже.

И чёрт дёрнул офицера прицепиться к благолепной кучке богомольцев с дурацким вопросом:

— Святые отцы, не знаете ли как пройти на небеса?

Монахи поначалу вообще не хотели разговаривать с пришельцем, хотя безусловно, поняли его неуважительный вопрос. Потом, решив, что высказанная иноземцем фраза, по их разумению вещь не совсем христианская, или совсем не христианская, обрушили на прохожего всю свою людскую ненависть и лихоимство. Шутка ли! Спросить такое и у кого? У священнослужителя? За облыжную смелость они устроили прохожему иноземцу в местной часовенке ночной урок географии, чтоб знал куда, как и с кем проходить надобно.

Стражники предместья, скучающие при беседе монахов с прихожанами, стараясь угодить самому отцу Гиньяру, настоятелю городского костела, схватили по его указу словоохотливого насмехающегося над христианской церковью инородца и потащили в подвалы ближайшей часовенки. Чёрный человек разгуливает по вольному городу без коня, без слуг и даже без денег? Уж не посланец ли он самого дьявола?

Иван Кузьмич тоже до сих пор не мог понять, как дурацкий вопрос слетел с губ? Видимо, по старой армейской привычке понадобилось сказать какую-то пошлость, но было поздно. В этих местах, видимо, началась очередная охота на ведьм.

Такие облавы в средние века проводились во всех европейских городах, включая Россию.

Инквизицию к нам в те времена не очень-то пускали, но и наши цари-батюшки от топорных дел не отлынивали. А король Франции Филипп IV решил всем королям нос утереть и устроил священную битву с дьяволом. Правда, стараясь вытрясти из наказуемых как много больше презренного металла, но это вопрос уже вторичный. За деньги могут и принцы, и короли в кулачном бою поучаствовать. Вот под эти молотки и угодил отставной офицер. Что ж, язык за зубами держать надобно, целее будет.

Мысли у Окурка расползались, как лужа воды по паркету, то ли от сиятельных ночных увещеваний священной инквизиции, то ли ещё почему. Но конкретные увещевания начались после обличения христианских монахов в нехристианском образе жизни, когда те в наглую предложили заработать денег за убийство чем-то насолившего им дворянина. Всё понятно: ежели поймают — ликом чёрен и подослан, а ежели не поймают — Божья воля. Давно сказано: язык мой — враг мой! Чего бы вовремя не вспомнить народную мудрость?

— Что ж, святые отцы, — спросил он тогда у распалившихся монахов. — Из ордена Святой Инквизиции «Ноев Ковчег» готовите? Не много ли на себя берёте, убивая крестом и собирая для Ковчега каждой дьявольской твари по паре? Куда же вы на такой посудине поплывёте?

Ох уж, постарались оттянуться благолепные молитвенники! У них, оказывается, для нравоучительных бесед инструмент, наверное, в каждой часовенке припасён. В общем, Окурку конкретно дали понять, куда приплывёт братия в священной посудине и кому быть пассажиром.

— Для господ у нас отдельные инструменты, — бесцветным голосом сообщал толстый маленький монашек. — Но за разговоры с тобой платить надобно: щипцами пятку прижечь — один денье, ногти сорвать — один денье, а «испанские сапожки» — все три денье. Вот продадим твой диковинный кафтан, хватит денежек и с нами расплатиться, и господину викарию.

Монашек развёл руками, мол, никуда от уплаты за труд не денешься и всё тут. Не нами-де оплата за любой труд придумана, не нам от неё и отказываться, не по-божески это.