Лик Архистратига

Огонь с удовольствием уплетал дрова, проникновенно потрескивая сухими ветками, подбирался к телу приговорённого к смерти. Окурок получил уже несколько настоящих ожогов и впервые в жизни ему стало действительно страшно. До жути! До сатанинской боли! Неужели никто не поверил, что он просто путешественник из другого времени, из другого физиологического тела?! За что придавать смерти неповинного? Неужели люди радуются, наблюдая, как пламя онгона впивается в тело живого ещё человека, как лопается его кожа, как почти сразу же ноги начинают превращаться в пепел, как вырывается наружу кровь и пузырится на частях тела превратившегося в уголья?

Боль, настоящая пронизывающая всё существо приходит здесь и маньячит что-то похожее на несварение мозгов от несвежих мыслей. Даже не что-то, а конкретно — небытиё. Оказывается, за человеком действительно является кто-то, но совсем не хилая старуха с косой, а изумительной красоты девушка, подвенечное платье которой заполнило горизонт. Право слово, все живые давно относились бы к этой милой девушке с чувственной улыбкой без боязни, без изображений её в неприглядном обличье с косой, если бы хоть однажды увидели эту кроткую красавицу своими ничего не видящими глазами.

Язык весёлого пламени рванул к голове, норовя одарить новым жгучим поцелуем. Окурок запоздало дёрнулся, пытаясь отыскать хоть глоток несожранного пламенем воздуха, задрал к небу голову и на верху своего мученического столба увидел знакомую маску. Она всё же нашла место понаблюдать за мучениями непослушного упрямца и паскудно улыбалась ему толстыми кривыми губами.

— Это твоя дорога, твой выбор, — прозвучал скрипучий голос ожившей маски. — Каждый человек сам делает свой выбор!

В унисон этому, похожему на скрип железа по стеклу, голосу раздался душераздирающий вопль. Оказывается, кричала его нынешняя чужая плоть, но Иван Кузьмич видел всё это со стороны. Помощники смерти заботливо облизывали чёрное тело иноверца огненным языком, кожа пузырилась, трескалась, кровь закипала на лету.

Потом откуда-то мгновенно свалилась непроглядная темнота, раздираемая звуком метронома. Неужели жизнь кончилась вот так бездарно, безысходно, бесповоротно? Давно известно, ни в какой войне победителей не бывает, чем же это сражение кончилось? Наверное, близок всё-таки какой ни на есть конец проигранной трагикомедии, похожий на конец пройденных бесконечных вёрст, на безысходность брошенных и бросивших, на неотвратимую гибель нерешённого и несбывшегося.

Недаром в памяти заклубилась последняя встреча с Наташкой, уговорившей его на общение с ритуальным предметом. Вернее, он сам не хотел оставлять Ефрема Милетина на ночь без присмотра, но что теперь ворошить память?! Говорят, какие-то картины, воспоминания прошлого обязательно возникают у каждого человека, прежде чем тот уходит в мир иной. Только откуда это известно? Из отчёта, писанным с того света на этот? Тем не менее, Наташка почему-то возникла в хорошо прожаренной памяти вместо воспоминаний о том, что сделано в жизни хорошего, что плохого, в чём необходимо покаяться, а в чём необязательно.

Вероятно, Наташка возникла в памяти, как долгожданный дождь, пролившийся с неба и затушивший пламя онгона. Иван Кузьмич почувствовал её всем телом, вернее, не сгоревшими ещё остатками физического тела. Даже тонкий запах любимых духов девушки убедил офицера в её присутствии. Несмотря на армейское прошлое и необратимую холостяцкую жизнь Иван Кузьмич довольно неплохо разбирался в тонких энергиях женщин.

Каждая владела только тем запахом, манерами, хитростями, непредсказуемыми мыслями, которые должен найти кто-то один во всём подлунном. Тогда слияние энергетических полей становится неподвластным никаким бытовым, либо инфернальными бурям, искушениям, соблазнам. Две половинки человеческой сущности, нашедшие друг друга, становятся настоящими владельцами мира, по настоящему понимают цель и смысл жизни в нежном немеркантильном отношении друг к другу. От этого, к счастью, никуда не денешься. Да и деваться некуда, если бы даже захотелось. Только необходимо согласие человека — ему выбирать, какая из энергий ближе, вкуснее и приятней.

Белые полоски неоновых ламп рассекали вдоль потолок хранилища. То ли от их невыносимо ровного неживого света, то ли от пережитых кошмаров Ефрему стало совсем худо. Он очнулся совсем недавно, попытался собраться с мыслями и подняться с пола, но обнаружил, что оказался снова в хранилище Гохрана, обхватив мёртвой хваткой верблюжий бурдюк, не желая расстаться с живой соломинкой жизни. Досадливо отпихнув спасший его бурдюк в сторону, экстрасенс, кряхтя, как древний старик, стал подниматься с пола, только пока ничего не получалось.

Совсем недалеко в кресле сидел человек. Милетин его сначала просто не узнал. Потом всё же вспомнил, что это его недавний соучастник Иван Кузьмич. Но как же он изменился! Если бы не его опрятный военный костюм без погон, то бывшего отставного упитанного офицера очень трудно было бы узнать в худосочном старичке с трясущейся головой.