Лик Победы

– Робер! – Лицо гоганни озарилось улыбкой. – Ты знаешь, когда вернется… Альдо?

– Когда встретит наших друзей. Они хорошие люди, Мэллит, по-настоящему хорошие. Они тебе понравятся.

– Мне нравятся все, кто верен Первородному и Царственной, – застенчиво произнесла девушка.

Гоганни называла обитателей Сакаци по именам, ходила в обычных платьях и даже немного ездила верхом, но с Робером и Альдо превращалась в правнучку Кабиохову. Иноходец ее понимал, ведь они были последней ниточкой, связывавшей ее с уничтоженным домом.

– Мэллит, – Робер сел в кресло, стараясь не замечать теней от ресниц на нежной щеке, – я пришел попрощаться.

– Робер едет встречать названного Альдо?

– Нет… Я должен ехать домой, у меня умирает дед… Понимаешь, у нас есть обычай: он должен благословить наследника.

– Ты будешь старшим из колена Флохова, – кивнула Мэллит, – и узнаешь скрытое. Ты должен спешить: если тайное утечет в могилу, твое наследство уподобится коню без упряжи и клинку без рукояти.

– В нашем роду нет никаких тайн. – Как тяжело гнать прочь то, чего никогда не было, но что намертво впечаталось в душу. Ну почему он тогда проснулся?!

– Ты не можешь этого знать, пока не преклонишь колени перед отцом твоего отца, – Мэллит склонила голову на плечо, рыжая прядка вырвалась из-под зеленой ленты и упала на лоб. – Внуки Кабиоховы хранят ключи, но двери занесло песком. Правнуки Кабиоховы, как псы, лежат у запертых дверей, и не им их отпереть.

– Я не хочу отпирать никаких дверей, Мэллит. – Во имя Астрапа, что он несет?! – Я хочу просто жить. И чтобы все жили…

– Ты вернешься? – тихо спросила Мэллит. – Ты не можешь оставить Первородного, ты ему нужен.

Опять Первородному… А тебе? Нужен ли тебе, хоть немного? Не как хвост Альдо, а сам по себе?!

– Конечно, я вернусь, Мэллит, куда я денусь?

Глава 6 Талиг. Оллария Алат. Сакаци

399 год К.С. 24-й день Летних Молний

1

Два секретаря, врач, шесть камеристок, два повара, две швеи, четыре вышивальщицы, восемь придворных дам, двенадцать фрейлин. С точки зрения Луизы, этого хватало с избытком, но графиня Рафиано утверждала, что столь малочисленная свита – неслыханное унижение для ее величества. Наверное, так оно и было, хотя Катарина Ариго недовольства не выказывала.

Королева и бровью не повела, когда ее переселили в пустовавшие покои Алисы Дриксенской. Кое-как прибранные и едва протопленные, они производили впечатление склепа, но ее величество молча куталась в беличью накидку и на все причитания отвечала, что не чувствует холода и что ей во дворце ее супруга ничего не грозит. Луиза не сомневалась, что Катарина врет, причем нагло. Она мерзла, и она боялась, да и кто б на ее месте не боялся?!

В собственных апартаментах королевы распоряжались люди Манрика и Колиньяра, и они могли найти не только то, что там было, но и то, чего там отродясь не бывало. В чем в чем, а в этом госпожа Арамона не сомневалась, в том числе и потому, что дважды присутствовала при обысках как свидетельница со стороны обвиняемой.

Чего искали хурии[45], Луиза не знала и знать не желала, но ей было противно, словно кто-то рылся в ее собственных вещах. В свое время маменька изрядно покопалась в тайниках дочерей, извлекая из чулок и мотков кружев то засушенный цветок, то список модного романса, то раздобытое с помощью служанок средство от угрей. Самая невинная вещица в руках Аглаи Кредон превращалась в улику несуществующего преступления, а проповеди о неподобающем и подобающем поведении привели к тому, что Луиза стала держать свои тайны в голове. И все равно смотреть, как в женские комнаты вламываются чужие мужчины, простукивают пол и стены, выдвигают ящики с бельем, выворачивают наизнанку сорочки, было омерзительно. Чем тщательней люди Манриков искали, тем больше Луизе хотелось, чтобы они остались с носом.

Катарину Ариго загнали в угол, впереди ее ждали позор и скорее всего смерть, но она боролась. Каждым жестом, словом, взглядом, улыбкой. Королева оставалась такой, как и раньше, не изменив ни единой своей привычке, разве что запрещенные именем короля поездки в аббатства заменили ежедневные чтения.

Разумеется, читали Книгу Ожидания. Женщины в придворных платьях бубнили о кознях Леворукого, возвращении Создателя, справедливости, наказании виновных и оправдании невинных, а Луизе казалось, что она сидит в материнском доме и ждет, когда у погромщиков дойдут до них руки.

«Тяжело устоять пред искусителем, умело он расставляет сети, обещая каждому то, чего жаждет неразумная душа. Обещает дать здесь и сейчас и дает, ибо, пока Создатель далеко, Враг близко…»