Лик Победы

Странные все же твари люди. Зверю хорошо, когда он здоров, силен, сыт и свободен, человеку этого мало. Он сам на себя охотится и сам себя ест. Кто заставил деда, отца, братьев сражаться за, в общем-то, паршивое дело? Кто вынуждает Робера хранить верность фантому, тому, чего нет и, наверное, никогда не было? Стать герцогом Эпинэ можно и в Алате, охотиться, пить, есть, жениться наконец. Разумный человек так бы и поступил, а он мечется по Сакаци, как барс по клетке. Что же ты, мой дорогой, когда дверцу открыли, пятишься? Ехать так ехать! Иноходец перекинул через плечо сумку с крысом, одернул куртку и подхватил плащ.

Матильда позаботится о Мэллит, сюзерен – о Дике, и вообще, если решил, делай и не оглядывайся. Вино выпито, последние слова сказаны, а прошлое цепляется за ноги, как колючий степной вьюн. Закатные твари, хватит себя жалеть!

Почти Повелитель Молний почти выбежал из своих покоев, промчался полутемными коридорами в противоположную от комнатки Мэллит сторону и спустился во двор. Под ногами темнели заботливо политые камни, пахло еловым дымком и жареным мясом – на поварне вовсю готовились к празднику, но во дворе о предстоящем веселье напоминали только огромные кучи хвороста и ждущие своего часа винные бочки. Кто-то мелкий и хитрый, затаившийся в уголке души, зашептал, что один день ничего не изменит и вообще напоследок можно повеселиться. Можно, конечно. Можно вообще не уезжать… Робер ускорил шаг, стараясь не глядеть по сторонам. Он решил, и он не повернет. До разговора с Мэллит еще была возможность отступить, теперь такой возможности нет. Если он останется, гоганни решит, что Первородный солгал. Если он задержится, он столкнется с сюзереном. Нет, нельзя ему оставаться…

На конюшне пили, и это было хорошо, потому что пьяного ничем не удивишь. Ну приспичило гици на ночь глядя куда-то ехать, его дело. Сам взялся седлать коня? И вовсе хорошо!

Старый Калман, нос которого был еще ярче, чем обычно, отворил двери и заговорщицки подмигнул:

– Золотая Ночка, гици. Не мешает погреться.

– Золотая? – переспросил Робер и понял, какую чушь сморозил.

– Она, родимая, – брови Янчи взмыли вверх. – Переждали бы, мало ли…

– Ничего со мной не будет.

– Ну, дело хозяйское, – пожал плечами конюх, спихивая со стола живо заинтересовавшегося чужим ужином кота. – Может, и пронесет. Только с коня не сходите. Да не оглядывайтесь, хоть бы мамка родная вас кликала.

– Не буду.

Некому его кликать. Мать далеко, сюзерен тоже, Матильда будет скакать между кострами, Мэллит он не нужен, а его крысейшество и так с ним.

– Гици!

– Вица?! Сдурела! – Калман оторопело уставился на заплаканную девушку, та в ответ только носом шмыгнула.

– Гици, возьми меня с собой.

Вица была одета для дороги, но кое-как. Косы с яркими лентами, кожушок расстегнут, под ним праздничная вышитая кофта и монисто из образков и эспер. Ясно, наряжалась к празднику, но что-то случилось. Схватила одежку и галопом на конюшню.

– Вовсе стыд потеряла, – наставительно произнес конюх. – Вот отцу расскажу…

– Я убью его! – выпалила Вица. – И Марицу убью! Вот сгореть мне, убью…

– Ну и дура, – добродушно хмыкнул Калманов собутыльник, – нашла за кем бегать. За Балажем Надем! У него на каждой опушке по подружке, а в каждой корчме – по вдове. Шла бы умылась, праздник, чай!

– Я тут не останусь, – завела свое Вица. – Гици, вы ж все одно едете, возьмите до Яблонь. А то в Золотую Ночь одной на дороге…

Робер с сомнением поглядел на конюха. Тот подмигнул:

– А и возьмите! Не уймется она… Да и вам веселей будет. И у куста, и под кустом. Ишь чего удумали, в Золотую Ночь разъезжать!

Иноходец был осведомлен, что в Золотую Ночь по дорогам бродят сплошные закатные твари, но сам он таковой не являлся, да и Вицушка была Вицушкой, семнадцатилетней дурехой, рассорившейся с дружком и сбежавшей к родичам. Будь она упырицей, не болталась бы по замку, не было б на ней эсперы, да и кони с Клементом забили бы тревогу.

– На лошадь заберешься?

– Як бы гици руку дал…

Робер протянул руку, Вица уцепилась и ловко устроилась за спиной всадника. Пальцы у нее были горячие и сильные, с ней было все в порядке, а вот он после агарисских чудес одурел, везде ему нечисть видится. Эпинэ сунул Калману пару золотых:

– Выпей за мою удачу, она мне понадобится.

– За нами не заржавеет, – рассмеялся алат. – Возвертайтесь поскорее. Ну, Вица, смотри, не затащишь гици в хоровод да на сеновал, грош тебе цена!

Вица фыркнула сквозь слезы, конюх заржал не хуже жеребца и распахнул ворота конюшни.

3