Лик Победы

Закатные твари, о чем она? Что Луиза Арамона шпионит для Манриков? Правда, что шпионит. Неправда, что на Манриков.

– Я не понимаю…

– Айрис Окделл… Она выходит за Ро… за герцога Алва? Вы это знали? Знали и молчали!..

А вот теперь Луиза едва не упала. Она ожидала чего угодно, но не этого, а Катарина судорожно сглотнула и заговорила. Быстро, лихорадочно, словно боясь, что ее остановят.

– Я понимаю, – руки королевы теребили цветы, руки жили, а лицо было совсем мертвым, – я все понимаю… Он должен жениться… Но если он женится, я умру. И если он умрет, я тоже умру, потому что не могу без него. Понимаете, не могу! Когда он уходит на войну, я не живу, а он живет только на войне. Ты знаешь, как я цепляюсь за свою красоту… Ради него… Айрис хуже меня! Она глупа, упряма, а в постели будет никакой. Я это вижу, я говорила с ее матерью. Дочь будет такой же… Жилистой, худой, с бледными губами. О да, лучше северянка, чем кэналлийка или мориска. Она ему быстро наскучит, он вернется ко мне… Но как же я ее ненавижу!

Закатные твари! Закатные твари, Разрубленный Змей и Леворукий со всеми своими кошками… Вот тебе и скромница… Мы хотим маршала и не хотим, чтоб он женился. Мы ревнуем, и мы даже не врем…

– Ваше величество, успокойтесь.

– Простите, – королева отшвырнула изувеченные цветы. – Я… Мне в последнее время так страшно… Королева не должна быть слабой, но я больше не могу. Карл – мое отражение. Они все спрашивают, кто его отец… Леонард, Колиньяр, тессорий… Я не могу называть его кансилльером… Манрик не кансилльер, а Агний не кардинал… Это куклы, злые куклы! Они все знают, всегда знали, но им не нужна правда. Они не могут обвинить Рокэ Алву в прелюбодеянии – без его шпаги им конец. И они не признаю́т Карла сыном Фердинанда. Они хотят развести его со мной и женить на внучке Манрика. Женить до возвращения Рокэ.

А ведь похоже на правду. Тут испугаешься. Манрикам с Колиньярами отступать некуда. И Катарине тоже.

– Но…

– Фердинанд… Бедный… – Луиза не сразу сообразила, что Катарина имеет в виду своего супруга. – Он так любит Карла… Он не смог отправить меня в Багерлее. Но и защитить не смог. Фердинанд знает все. Про меня, про Рокэ… Он любит нас обоих, а мы… мы ненавидим друг друга…

Так ненавидите или любите? Начала говорить, говори дальше, чего уж там! Знать бы еще, когда ты врешь, сейчас или раньше? Или ты врешь всегда?

– Вы не хотите, чтоб герцог Алва женился на Айрис, но… Прошу меня простить, правильно ли я расслышала…

– Вы не понимаете, – Катарина взяла Луизу за руку, и женщина с готовностью замолчала: на такие откровения лучше не отвечать, а всего лучше их вообще не слышать, – мы ненавидим друг друга, потому что… любим. Я не хочу любить человека, который всегда будет хозяином, ведь я не собака. И Рокэ не хочет… Я не такая женщина, которая нужна Ворону. Его бесит, что я вздрагиваю от любого звука, а по утрам молюсь. Он думает, я лгу, но я на самом деле такая. Я не могу назвать вещи своими именами, не могу раздвинуть ноги и засмеяться, а для него это трусость. Я часто теряю сознание, для него это ложь. В меня влюбляются желторотые мальчишки, делают глупости, ссорятся, дерутся, он считает, что это – моя вина, но я не виновата! Как он не виноват, что в него влюблена половина женщин Талига.

Не виноват? Наверное, нет. Любовь, она как крапива, прет из земли, никого не спрашивая.

– Герцог Алва – весьма красивый кавалер, – брякнула Луиза первую попавшуюся пошлость в ужасе от того, что Катарина догадалась. Мать, отец, Арнольд ничего не заметили, а эта…

– Мы с Рокэ как день и ночь, – королева продолжала говорить о своем. Нет, она ничего не знала, иначе бы не завела этот разговор. Влюбленная кошка счастливой сопернице глотку перервет, уж кто-кто, а Катарина это знает. Айрис у нее в голове, Айрис и Манрики… Их величество ревнует и боится. Ничего, ей полезно…

– Мы никогда не поймем друг друга, – ныла кошка, – и никогда не сможем друг без друга. Он уходит, а я остаюсь ждать. Теперь я жду, что Рокэ вернется и спасет меня, и он придет и спасет, а потом… Потом скажет что-то грязное, и я его возненавижу. До слез, до смертельных оскорблений, а он будет смеяться и говорить, что, когда я бросаюсь на него с кулаками, он спокоен. И я брошусь на него с кулаками, окажусь у него на клинке, забуду все на свете, кроме нашей любви, а он скажет, что я снова лгу, встанет и уйдет… И я не буду знать, когда он вернется, где он, с кем – с мужчиной, с женщиной, с врагом, с другом… Я буду желать ему смерти до… до следующей любви…

– Ваше величество. Нужно вернуться, мы гуляем слишком долго.

– Вы правы… – прошептала королева, – но я не могу сейчас…. Там свет, будет видно…

Будет. Губы она искусала ой-ой-ой как, хотя после сегодняшнего неудивительно. И что прикажете теперь делать? Сообщить Манрику о великой любви королевы Талига к Первому маршалу? А почему бы и нет?

– Ваше величество, успокойтесь. Вы сейчас должны думать о детях.

Королева остановилась и опять схватила Луизу за руку. Сильно схватила, ручонки даром что тоненькие, а при случае придушит, не охнет.