Лик Победы

– Ну и пойду, – в голоске не было ни удивления, ни стыда. – Хозяйка мне так и так приданое справит. С золотом любая свекровка примет, а с кровавой рубашки какая прибыль?

Матильда справит ей приданое? Ах да, Альдо! Куда ж без него. Мэллит знает или нет? Что девочка вообще знает о Первородном, о чем они с Альдо говорят? И только ли говорят?

– Ты не только с Балажем гуляла?

– С Балажем – гуляла, – мурлыкнула Вица, – с внучком гициным – не только, а с гици – как гици решит…

А чего решать, один раз живем! Золотая Ночь – какой ни есть, а праздник, а что дальше, только Леворукому ведомо.

– Уговорила! Дай только до твоих Яблонь добраться, а то как бы дождя не было.

– Не будет, гици, – заверила алатка. – В Золотую Ночь всегда ясно. Громыхнет разок-другой на закате, лето в осень упадет, и все.

Разок-другой… Робер с сомнением глянул на выраставшую на глазах свинцовую стену, впереди которой мчались серые облачные звери. Сухая гроза? В Эпинэ такие случались, особенно осенью. Грозовой холм, на котором Повелители Молний возвели свой первый замок, словно притягивал к себе небесные стрелы. Иноходец подозревал, что этому обстоятельству предки и обязаны своим титулом. Точно так же, как Окделлы – надорским скалам и вошедшему в поговорку упрямству, сгинувшие Борраски – степным ветрам, а Придды – тому, что изначально поселились на побережье. Но гроза все-таки будет, и немалая! Ну не могут такие тучи не нести с собой дождя! Вернуться? Дурная примета, да и как после всего возвращаться? Талигоец тронул коня шенкелем, и Дракко охотно перешел на кентер. Стремительно темнело, вдалеке порыкивал гром, поднявшийся ветерок играл желтыми листьями, словно расшалившийся котенок, ему было весело, и Роберу, как ни странно, тоже. Будь его воля, он пустил бы Дракко галопом, но загонять коня – последнее дело.

До Яблонь еще ехать и ехать, ненастье их застигнет как раз на полпути, ну да Черная Алати не Сагранна, не утонут. Полумориск легко бежал среди высоченных буков, приближающееся ненастье его не пугало, так же как и Вицу, затянувшую какую-то варварскую песенку. Пела девушка неплохо, а мелодия как нельзя лучше сочеталась с конским бегом и шумом деревьев.

                            Мой дружок меня поцеловал,
                            Ночь бросает звездные огни.
                            Никому его я не отдам,
                            Только с темной ночкой поделю.

                            Эх, подружки, разбегайтесь кто куда,

                            Разбегайтесь побыстрей,
                            Мои когти поострей,
                            К моему дружку не лезьте,
                            Будут косы целей!

2

Да, она пьяна, и что?! В Золотую Ночку не пить – Осень и Лето гневить. Матильда осушила кубок красного, ухватила за руку Мэл-лицу и потащила в несущийся между кострами хоровод. Жарко, весело и плевать, что тебе давно не пятнадцать и с тобой отплясывает не дружок, а гоганская девчонка.

Жаль, Робер уехал. Дурень, что б ему было остаться, вино и огонь и не таким кровь поджигали. Может, и сладилось бы у него, не с Мэллит, так с другой, эх…

                            Мой дружок садился на коня, —
жаловались скрипки, —
                            На меня он даже не взглянул,
                            Черный конь унес его на юг,
                            Не вернется мой дружок ко мне.
                            Плещет речка под горою, —
вмешались цимбалы и дудки, —
                            Твоя молодость еще, милая, с тобою!

Матильда выхватила из рук доезжачего Ласло Надя старую бронзовую чашу, ополовинила, сунула назад, Ласло глотнул, кто-то толкнул его под локоть, красное вино залило белую рубашку. Доезжачий засмеялся, бросил пустую чашу виночерпию, рядом Имре Бибок подхватил под локти какую-то девчонку, понесся в лихом гатоше[47]. Альдо – болван, прозевать Золотую Ночку! А еще на четверть алат.

Матильда пихнула локтем Ласло Надя:

– Хозяйка!

– Я те дам хозяйка! Твою кавалерию, мы пляшем или нет?

Доезжачий оказался понятливым, и они полетели вслед за Имре, в толпе мелькнула Мэллица – дуреха не танцевала. Не умеет? И не научится, если будет ушами хлопать. Гоганы всем хороши, но веселиться не умеют, потому у них все и наперекосяк. Кто-то швырнул в костер пару начиненных порохом кружек, громыхнуло, полетели искры, раздались радостные вопли, скрипачи наподдали – то ли старались заглушить крики, то ли вносили свою лепту в общий шум.

                            Эй, неси скорей вина,
                            Гейя-гей,
                            Ну-ка выпьем, старина,
                            Пей до дна, пляши!

Что они и делали. Перед Матильдой и Ласло летел его братец Балаж со своей невестой, ленты девушки развевались, широкая юбка вздувалась парусом, кружилась, обнажая стройные ножки.

– Парочка хоть куда! – выкрикнула Матильда на ухо кавалеру.