Лик Победы

Скоро все кончится, и он проснется в чужом доме среди чужих людей. Только бы не забыть об этом полете, о том, как мчится навстречу земля, а с безоблачного неба бьют невозможные лиловые молнии. Иноходец не знал, откуда пришли его спутники и что ожидает его самого, но разве это важно, когда поет охотничий рог и ржут обгоняющие время кони… Вечно мчаться, не разбирая дороги, не ведать ни прошлого, ни будущего, а лишь бег, стремительный и неукротимый! Если и есть под этими звездами счастье, то это или любовь, или вечная погоня!

Он запомнит эту скачку, начавшуюся ужасом, перетекшим в дикую, неистовую радость, к которой примешивалась боль проигранной любви и последней утраты. Мэллит и Лауренсия, золото и зелень, чужое золото и ушедшая весна…

Кони мчались все тем же бешеным наметом, но небо неумолимо светлело, предвещая рассвет. Потускневшая луна давно скатилась за горизонт, счастье догорало, подергиваясь пеплом неизбежности. Сумрак над дальними холмами стал прозрачным, горизонт окрасился кровью, в полыхающем небе закружились птицы. Куда они скачут? Чем закончится этот бег? Рассветными Садами? Закатом? Почему утреннее пламя – благо и награда, а вечернее – кара за грехи, не все ли равно, в каком огне гореть?!

Впереди что-то замаячило. Башня! Та самая, из снов. Охота повернула прямо к ней. Значит, все-таки Закат, ну и пусть! Он не свернет, не отступится, не предаст своих спутников, они приняли его к себе, и теперь он их до последнего вздоха, до последней мысли.

Над острыми зубцами кружат черные птицы. Скоро он поднимется на верхнюю площадку, но кого он там встретит? Эгмонта? Адгемара? Рамиро-Предателя? Древних демонов? Самого Леворукого?

Дракко не выдержал гонки и начал отставать. Сначала незаметно, потом сильнее и сильнее. Страх грядущей потери вынудил Робера пришпорить коня. Дракко безропотно бросился вперед, это было преступлением: он и так бежал всю ночь; пусть это четырежды сон, подлость и во сне остается подлостью. А всадники мчались к башне, не замечая, что один из них отстает. Тогда Эпинэ закричал, но его не услышали, а если услышали, то не оглянулись.

Рассветный ветер взъерошил волосы предводителя, с его плеча сорвался и взмыл ввысь ловчий ястреб, смешавшись с кружащей в небе стаей. Теперь охота мчалась не по дороге, а по воздуху, поднимаясь выше и выше. Дальше гнаться за мечтой не имело смысла, Робер осадил жеребца, и в тот же миг люди и лошади рассыпались рыжими искрами… Нет, не искрами – стихающий на глазах ветер кружил пронизанные солнцем листья, заметая дорогу золотом и багрянцем, а впереди на пологом холме виднелся замок.

Светлые стены, шестнадцать башенок, разлапистый каштан у моста, каштан, на котором он так часто сидел в детстве… Старая Эпинэ! Лэйе Астрапэ, как?!

Робер опустил глаза и увидел измученного Дракко. Полумориск с трудом держался на ногах, у него не было сил даже застонать. Даже окажись все бредом, пусть даже предсмертным, издеваться над лошадью он не станет. Робер соскочил на землю и принялся торопливо обтирать взмокшего жеребца сухой травой, а перед глазами все еще мчались Осенние Всадники.

Дракко благодарно фыркнул, Робер обнял коня, вдыхая запах увядающей гербы[49]. Дальше он поведет Дракко в поводу. Пока они дойдут до ворот, конь остынет, его можно будет как следует обиходить… Обиходить коня и поднять на башне флаг. Наследник Повелителей Молний вернулся домой. Или умер, а за коваными воротами его ждут то ли Рассветные Сады, то ли закатное пламя. Дом… Он ведь может быть и наградой, и казнью…

Глава 8 Талиг. Старая Эпинэ Алат. Сакаци

399 год К.С. 1-й день Осенних Скал

1

Заявись он в родимый замок ночью, решил бы, что его приняли за выходца. Во всяком случае, физиономия у старика Роже была, мягко говоря, странной.

– Роже, – Робер постарался не обращать внимания на побледневшее лицо, – не узнаешь?

– Сударь! – выдохнул бедняга. – Живой!

– Пока, – уточнил Иноходец. – Возьми Дракко.

– Хорош, – старик расплылся в восхищенной улыбке.

– Не то слово. Я успел?

– Сударь? – Роже выпучил и без того рачьи глаза.

– Как дед?

– Ой, – брови привратника подскочили до середины лба, – да ведь его почитай два месяца как схоронили.

Два месяца? Сколько же шло письмо?! И когда бы он добрался, если б не Золотая Ночь?

– Мать здорова?

– Маркиза-то? Как всегда… Сердце у нее слабое, а так ничего… С покойным герцогом они, уж вы простите, не ладили.

Раньше мать с дедом не ссорилась, Жозина вообще ни с кем не ссорилась.

– Сударь, – Роже выглядел смущенным, – просим прощения, вас видали? Ну, как вы в замок заезжали…

– Я сквозь стены ходить не обучен.

– Да я про Маранов этих, чтоб им лопнуть! Лучше б ехали вы, а? Я Демона заседлаю, ваш-то с ног валится. Этьен вас в надежное место проводит, а то как бы беды не вышло.

– Надоело мне бегать, – махнул рукой Робер.