Сколько у мятежников народу и какого, Манрик более или менее представлял, а вот артиллерия его беспокоила. Мятеж готовился не год и не два. Мало ли где и каких орудий припрятал старик Эпинэ, осторожность не помешает, тем паче один неприятный сюрприз внучек уже преподнес.
Леонард Манрик присел к походному столу и взялся за перо. В такую погоду только и остается, что писать письма. Командующий армией перечитал почти готовое донесение. Отец будет доволен, а вот ему удовольствие доставило бы одно – подписанное королем прошение об отставке.
Отец не служил в армии, он не знает, что нет ничего хуже, чем перепрыгнуть собственные возможности. Свой предел Леонард осознал еще в Северной армии. Он был сносным начальником штаба при хорошем командующем, но никоим образом не полководцем.
Можно зазубрить все правила стратегии и тактики и оставаться полной бездарью, к каковым Леонард причислял и себя. Он очень долго считал самым мерзким в своей жизни день, когда на него нацепили генеральскую перевязь. Оказалось, бывает и хуже. Бездарных генералов хватает, однако бездарные маршалы в Талиге – редкость. Леворукий бы побрал отцовское тщеславие и его собственную трусость… Он ни разу не сказал «нет», ни разу! Единственное, на что его хватает, это изображать заносчивую, уверенную в себе скотину. В этом он преуспел, не придерешься!
– Маркиз, вы не представляете, что творится снаружи. Потоп, форменный потоп! – Фернан Сабве позволил порученцу снять с себя мокрый плащ с капюшоном и принялся поправлять воротник.
– Дождь осенью – дело обычное, – поддержал разговор Леонард. Маршалу страстно хотелось взять господина губернатора за шиворот и вытолкать взашей, но он этого не делал, как никогда не делал того, чего хотел. Закатные твари, ну почему отец навязал ему на шею эту парочку? Неужели нельзя было отправить в Эпине счастливого жениха с безутешным родственником, а его оставить в покое?!
Сабве весело потребовал у порученца вина и уселся на табурет, заложив ногу за ногу. Уходить он не собирался. Леонард схватил первую попавшуюся бумагу и сделал вид, что просматривает. Не помогло, над ухом раздалось:
– А вы, маркиз? В такую погоду не выпить – грех.
– Простите, Фернан, во время военных действий я предпочитаю не пить.
– Вы слишком к себе суровы.
– Мне так удобней, не обращайте внимания.
Что может быть гаже, чем отвечать на лживую любезность еще более лживой?! Леонард попробовал утешиться, не называя Фернана столь милым его сердцу титулом, и прогадал. Сабве, в надежде получить в ответ «маркиз», принялся бить на звание.
– Дорогой маршал, – понизил голос он, – я просто обязан вам сказать…
– Так говорите…
– Но вы же не слушаете! Я считаю, нам следует уничтожить мятежников немедленно. Иначе мы или утонем, или схватим простуду.
– Вы можете избежать этой участи. – Закатные твари, он сейчас не выдержит!
– Что вы имеете в виду?
– То, что вы можете вернуться в Олларию, – огрызнулся Леонард, теряя остатки терпения. Сколько раз клялся держать себя в руках и все равно срывался. Как тогда, с королевой. Маленькая дрянь, вечно из-за нее неприятности…
– Нет-нет, – замахал руками Фернан, – я не могу уехать. Кровь Маранов вопиет…
Вопиет. О потрясающей подлости и глупости покойников. Леонард был полностью согласен с бароном Райнштайнером, хоть в угоду отцу и устроил чудом уцелевшему бергеру выволочку. Что поделать, восстание отцу на руку. Прекрасный повод не отдать Колиньярам вожделенный титул, а заодно вцепиться в горло остаткам старой знати. Сабве спит и видит вырвать Старую Эпинэ из лап Люра, то есть из лап кансилльера, но отец никогда ничего не отдает, даже такую мелочь, как командование армией.
Подарок жениху Ивонн сделал Фердинанд, но Колиньяры от наследства Иноходцев так просто не отступятся, а отдуваться ему. Сидеть в этом болоте и любоваться на Сабве с Люра, да лучше застрелиться!
– Вам не понять, что значит терять близких не на войне, – разорялся губернатор, при известии о смерти племянника едва не пустившийся в пляс.
– Сударь, я оплакиваю ваши утраты вместе с вами, но несчастный Эстебан, вызывая юного Окделла на дуэль, немного погорячился. Какое несчастье, что у вашего брата был только один сын, а ваша невестка уже немолода и нездорова.
Наследник Колиньяров заткнулся. Слегка приободрившийся Леонард крикнул порученца и вышел что-нибудь проверить. Небесные хляби воистину разверзлись, но лучше хляби, чем Сабве и собственная трусость. Нет, пуль и шпаг Леонард Манрик не боялся, а вот отца и собственных ошибок… Говорят, плох тот унар, который не мечтает стать Первым маршалом, а что сказать о маршале, который хочет стать полковником и в придачу убраться подальше от двора?!
Плащ, шляпа, камзол, сапоги – все промокло насквозь. Дик и сам был мокрым и замерзшим, словно в его жилах текла не кровь, а дождевая вода. Сона хлюпала по грязи рядом с конем Удо Борна, впереди маячили спины проводника, Агиррэ и Рихарда. Все молчали, говорить было невозможно, разве что ругаться последними словами. Ливень угрюмо сшивал низкое небо с пустыми полями. Неужели где-то светит солнце?