Лик полуночи

Крона подавила внезапное рыдание, которое вспухало у нее в груди, как пузырь. Первым чувством, которое она испытала в маске, стало горе. Инстинкт подсказывал ей раздавить его, упрятать подальше, прежде чем щупальца чужих чувств обернутся вокруг нее, но она знала, что не сможет этого сделать. В этот раз ей пришлось уступить эху. Оно извивалось и корчилось, и ей хотелось контролировать его, но образы, расцветавшие в ее голове, не вызывали у нее отвращения. Ей не нужно было жестоко обращаться с эхом, не нужно было наказывать его, чтобы сохранять контроль. У нее было такое чувство, что и оно не очень-то желало поселиться в ней. Казалось, что оно сопротивляется самой своей природе.

Но для этого у него должно было быть достаточно самоощущения – сознательного понимания того факта, что оно – эхо.

Воспоминания стучались в ее разум, и она позволила им прийти.

Мои доченьки, подумала она, и ее сердце переполнилось радостью. Они были на детской площадке, играли, смеялись.

Мой старый мастер – смуглый сгорбленный мужчина, который бубнил и бубнил что-то о человеческих органах, указывая на нарисованную акварелью схему.

Ее окутал запах пирога – слишком горячей начинки и подгоревшей корочки. Няня никогда не умела печь.

Внутри у Кроны все скрутилось, разум требовал гнать эти воспоминания. Они не твои, не твои, не потеряйся. Но она стала дышать глубже, сохраняя спокойствие. Когда чувствовала, что ускользает, забывая, где она – кто она такая, – она призывала на помощь собственное воспоминание.

Де-Лия, ей лет тринадцать-четырнадцать, лицо хмурое, в руках салфетка. Она грубо промокнула лицо Кроны, стирая кровавое пятно со лба.

– Ты не должна была подпускать их к себе, – сказала она.

– Я знаю, – ответила Крона голосом маленькой девочки, который звучал, вовсе не сожалея о случившемся.

– Но у меня же здорово получилось, правда? Я им так классно врезала.

Юная Де-Лия улыбнулась.

– Как я тебя учила.

– Да, как ты меня учила.

Держась за ощущения из своего детства, Крона кинулась на Тибо, сжимая и разжимая кулаки, пока не почувствовала, как он вложил ей в руки что-то твердое и шершавое – палку. Не заботясь о состоянии своих юбок, она опустилась на колени, готовая воткнуть все, что угодно, в ковер из травы и листвы яблоневой рощи.

Повторяя как мантру «Как ты меня учила, как ты меня учила», Крона разрешила себе погрузиться еще глубже, стараясь уловить эхо, скрывающееся в глубинах ее спокойствия. Оно не хотело выходить наружу. Не хотело управлять ею.

– Мне нужно знать, – сказала она вслух. – Кто такой Пророк? Откуда ты его знаешь? Покажи мне.

Шарбон сопротивлялся. Он был сбит с толку. Точно так же, как она не помнила, что узнала у маски, когда снимала ее, эхо не могло возродить все вспоминания в чужом теле. Оно не поняло.

– Пророк?

– Давай вернемся в прошлое, – сказала она.

Шарбон вел себя совсем не как убийца, но он был убийцей. Она знала это точно. Он совершил ужасные преступления, несмотря на свою кротость в ее разуме.

– Покажи мне, почему ты это сделал. Отведи меня туда. Покажи мне все.

Покалывание оповестило ее, что эхо согласно. У нее загудело в ушах, в венах вскипела кровь, руки закололо, и легкие уколы побежали вверх, к голове. Крона последовала за этим гулом, кружилась, гоняясь за ним внутри себя. Вниз, вниз, вниз…

И оказалась в котерии перед алтарем Пятерых. Она преклонила колени, переполненная горем, гадая, как это могло случиться, как она позволила умереть собственному сыну.

А потом она увидела женщину, которая смотрела на нее, спрятавшись за храмом. Она была хорошенькой, и это было все, о чем Крона подумала в тот миг: «Хоть что-то есть в этом мире красивое».

* * *

В следующее мгновение маска слетела с лица Кроны, и она поняла, что Тибо трясет ее и кричит прямо в ухо.

– Госпожа? Госпожа?

– Нет, нет. Все в порядке. Я его контролировала.

Она быстро заморгала, пытаясь вернуться в настоящее, но и стараясь как можно дольше удержать знания Шарбона. Его личность уже исчезла, рассеялась как клубок дыма. Единственное, что осталось – это цветы, но и они постепенно тускнели. Но она точно знала, где надо резать – могла взять палку, которую сжимала в руках, перевернуть Тибо и рассечь его тело на части.

На мгновение у нее возникло ужасное желание сделать именно это. У нее бы получилось – ведь это так легко. Застигнутый врасплох, он бы и удивиться не успел. Крона могла бы вспороть его тунику и нанести на его бледную кожу разметку, где ей следует пройтись скальпелем…