— Интересно получается, — заметил глубокомысленно Никита, — если эта икона из православного храма, значит, ее неправильность не в том, что лик архангела написан кровью? Иначе Шмулевич понес бы ее в епархию, а не в музей. Здесь что-то другое!
— Возможно, он опасался, что ее просто отберут у него? Ведь наверняка Литвяк прибрал ее к рукам незаконно. — Юля нахмурилась. — Но, с другой стороны, Шмулевич же принес ее в музей и позволил выставить фото на сайте. Значит, не боялся, что отнимут? Какая-то ерунда получается.
— Дайте-ка взгляну. — Саша потянулась к фотографии. — Я ведь тоже кое-что в иконописи смыслю.
Несколько секунд она вглядывалась в изображение, затем взяла с полки сильную лупу, которой часто пользовались бабушка и дед, и принялась рассматривать икону более тщательно. Руки ее дрожали, а взгляд архангела, мрачный, исподлобья, казалось, пронизывал насквозь. Необъяснимая тревога не позволяла сосредоточиться. Она отложила лупу и перевела дыхание, а затем тыльной стороной ладони вытерла холодный пот со лба.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Никита. — Побледнела вся! Тебе плохо?
— Не знаю, как-то не по себе, — смущенно призналась Саша. — Трясет словно в лихорадке и тошнит немного… Этот взгляд… Его трудно вынести…
— Надо же? — Юля подошла к ней и взяла за руку. — Ты ж как ледышка холодная! И пульс частит! Я вчера подумала, что только со мной что-то неладное. Точно такая же реакция, когда снимок рассматривала. А ночью кошмары снились! Валерка меня растолкал. Говорит, кричала! А как тут не закричишь, если снится то ли икона эта, то ли отражение в зеркале — мутное, двоится, и только глаза — отчетливо! Страшные глаза! А потом — пламя в лицо, а в пламени — рожа, ну, чисто дьявол! И рука! Костлявая, тянется! Вот и заорала я! Да так рванулась, что чуть с кровати не свалилась!
— Юлька, ну, ты даешь! — покачал головой Никита. — Вот еще кошмаров ночных нам не хватало! Не верю я в мистику! Чушь собачья!
— А не заткнуться ли вам, милейший! — неожиданно рассердилась Юля. — Это у вас, сударь, шкура бронированная, а мы с Сашей — девушки трепетные, и чувства у нас нежные, вашему разуму не подвластные!
— Ой-е-ей! — издевательски ухмыльнулся Никита. — Шибко трепетные и ранимые? Знавал я некоторых, у кого мужья пятый угол ищут…
— Никита! — выкрикнула Юля. — Успокойся, а то прекратим этот спектакль и — по домам! У меня, между прочим, ужина нет, и Валерка не вас, а меня сожрет!
— Не ссорьтесь, — тихо сказала Саша и снова поднесла лупу к фотографии. — Мистики здесь никакой, зато присутствуют некие знаки, которые проясняют, почему Шмулевич не обратился в епархию. Он ведь тоже был историком и кое-что понимал в этом деле. Но не столь хорошо, как бабушка, поэтому обратился к ней за консультацией.
— Все может быть, — кивнул Никита, — и что же ты разглядела? По мне, обыкновенная икона! Только…
Он замялся и покосился на снимок.
— Честно, девушки, и мне как-то не по себе от этого взгляда! Самовнушение, конечно, но такое чувство, что наизнанку тебя выворачивает!
— Вот видишь! — воскликнула Юля. — Меньше язвил бы, а больше умных людей слушал! — И посмотрела на Сашу. — Не обращай внимания на этого злыдня! Продолжай!
— Хорошо! — Саша взяла в руки фотографию и неожиданно для себя перекрестилась. Заметила быстрые взгляды, которыми обменялись Юля и Никита. Но ей уже было все равно, о чем они подумали. У нее вдруг стало легко на душе и спокойно. Исчезла тяжесть в висках, и даже озноб прошел.
— Михаил, да будет вам известно, один из самых почитаемых архангелов и в христианстве, и в иудаизме, и даже в исламе. Архистратиг Михаил — предводитель небесного воинства в битве против сил зла. В иконописи архистратиг Михаил часто изображается с копьем в одной руке и особой сферой — зерцалом, в другой — символом предвидения, которое бог передал архангелу. На этой иконе святой Михаил по всем канонам попирает ногой поверженного дьявола в образе змия и в то же время пронзает его мечом, а не копьем, как это обычно изображалось. К тому же на белой хоругви отсутствует христианский крест, поэтому образ архистратига воспринимается по-иному, — произнесла она на одном дыхании и втайне порадовалась, что ничего не забыла из университетского курса, хотя работа в управлении культуры располагала к тому, чтобы науки из головы выветрились.
Саша замолчала на мгновение, чтобы перевести дух. И снова поднесла лупу к фотографии.