Лихие. Авторитет

БААМ! Танк опять стреляет, и мы на секунду глохнем. Что-то сжалось в груди, и как будто сердце остановилось на мгновение. Страшно стало до ужаса, хорошо, что мы пьяные все. Кислый, разрывающий горло пороховой дым ворвался в легкие, и я закашлялся. Вот оно как настоящая война пахнет! Ни в одном фильме не увидеть этого, не почуять дрожи в ногах после выстрела, и не ощутить этого гадостного привкуса во рту. Снаряд разрывается где-то на уровне седьмого этажа, и ответного огня нет. Впрочем, белых флагов тоже нет, а значит, танкисты продолжат.

— Да ладно, — Копченый достает сигареты Мальборо. — Курнуть то вам можно?

— Курнуть можно, — милостиво кивнул танкист. — Но вы, парни, совсем ненормальные. Вон на том доме у снайперов точки. Положили бы вас к херам, и даже разбираться бы никто не стал.

— А зачем это нас класть? — удивились мы.

— А потому что можно, — любезно пояснил танкист. — Из чувства, так сказать, обостренной социальной справедливости. Сейчас на таких машинах приличные люди не ездят.

Йосик тем временем узнает, откуда военные. Кантемировская дивизия.

Танк снова стреляет, и мы все вздрагиваем. Седьмой этаж начинает дымить сильнее, в окнах появились языки пламени.

— Считай, подогнали кантемировским грев, — Копченый присаживается рядом, мы чокаемся стаканами. Прямо под новый выстрел. Уже второго танка.

— Братва, а давай под каждый залп — кто-то говорит тост!

Идея народу заходит на ура. Первым говорит Штырь. Потом Копченый. Это все тюремные тосты. Про то, как «чифирок согревал наши души» и про «вспомним тех, кто мотает свой срок».

Белый дом конкретно так горит — черный дым поднимается в серое октябрьское небо. Интересно, сколько они его так еще долбить будут? Я задаю этот вопрос капитану. Тот уже успел остаканиться у Йосика и пожимает плечами.

— Сколько прикажут. Выстрелов целый Камаз.

Показывает нам на грузовик. Да… Тут можно Верховный Совет сравнять с землей. А ведь где-то там, внутри, люди. Но об этом сейчас лучше не думать. Танк бьёт снова — и мы, не сговариваясь, поднимаем стаканы. Как в каком-то жутком ритуале.

— За Россию! — поднимает тост Китаец.

— За Россию… — эхом отзываются все.

Карась отходит в сторону, говорит по мобильному — наверное, звонит своим, дает указание закрыть казино. Хоть выручка может быть и большой, но сейчас не до ставок на зеро. Чревато.

Копчёный травит армейские байки про свои афганские приключения. Танкисты, те, что свободны — слушают, дымят американскими сигаретами. Капитан, освежив стакан, потихоньку расслабляется, уже и сам истории рассказывает — про училище, про то, как их ночью подняли, как по городу колонной шли, а москвичи из окон выглядывали. «Случайно» задели припаркованную Бэху…

А я стою, смотрю на горящий Белый дом и думаю — вот оно как бывает. Ещё вчера в этих кабинетах законы принимали, а сегодня танки по ним прямой наводкой лупят. И мы здесь, в центре Москвы, пьём виски с танкистами, как на полигоне каком-нибудь.

Штырь притаскивает из машины еще бутылку. Это уже почему-то обычная водка:

— Ну что, ещё по одной?

— Погоди, — Китаец кивает на танк. — Вот ещё разок бабахнет…

Грохот выстрела. Звон стаканов. Горький дым сигарет. Чёрные клубы над Белым домом. К моему сотовому отправляется Йосик. Он названивает в дилинг банка, узнает, как открылась биржа.

— Сергей Дмитриевич! Там это… Рубль падает.

— Хрен с ним, с рублём, — отмахивается Копчёный. — Сегодня другое решается. Не упадет ли Россия.

И все молча киваем. Сегодня мы здесь, на мосту, пьём с танкистами и смотрим, как горит не просто здание — горит целая эпоха. Советская эпоха, которая уже никогда не вернется. Танк стреляет снова, и мы поднимаем стаканы.

* * *

Я очень надеялся выспаться, ведь мне все-таки позвонили со Старой площади и торжественным голосом пригласили на прием в Кремле. Идти туда с помятой рожей не хотелось, и я не стал включать будильник. Надо прийти в себя — душ, плотный завтрак. Но не срослось…

— Серый, ты должен приехать! — в голосе Китайца я услышал панику. Это было странно, ведь учитывая степень отмороженности данного персонажа, должно было произойти что-то и вовсе из ряда вон.

— Что случилось, и куда приехать? — зевнул я, поглядывая на часы. Четыре утра! Да он совсем охренел…

— На Хованское, сейчас, — нервно ответил Димон. — Колян за тобой уже выехал.

Ого. Китаец просто так моего водилу поднимать бы не стал.

— Да что за херня там у вас происходит? — проскрипел я. Накидались вчера с танкистами знатно, а Ленки, которая заботливо выложит на стол таблетку и записку, от чего именно эта таблетка, дома нет. Она в Штатах и, насколько я знал, еще не родила, хотя в клинику уже устроилась.

— Да где же вы родимые? Кругленькие, беленькие, — хлопал я дверцами шкафов. — Ну никогда запомнить не могу, где это все лежит! А, вот же он!