Лихие. Авторитет

Вот зря он это сделал, потому что сразу два идиота, пришедшие в неописуемый восторг, вытащили из подмышечной кобуры стволы и начали палить в потолок. Огромная люстра с грохотом упала на пол, жалобно звякнув погибшим хрусталем подвесок, а девки из бухгалтерии завизжали от восторга. Они напились так, что едва стояли на ногах, а самые отчаянные все выступление Кар-Мэн провели на столе, топча тарелки острыми шпильками каблуков. Люди, измученные серыми буднями, гуляли так, что небу было жарко. А я даже не думал их останавливать. Уже завтра они выйдут на работу, и я не узнаю никого из этих богинь. Я снова буду видеть затылки, прилежно склонившиеся над кипами бумаг… Хрен с ними, пусть гуляют. М-да… А вот тут промашка вышла!

— Блин… — расстроенно думал я, глядя на бледных как полотно иностранцев — это были недавно приехавшие в Россию новые топ-менеджеры нашей нефтяной компании. И они были явно непривычны к размаху и широте русской души. — Надо будет в следующий раз их отдельно от братвы собирать. У тех никакой культуры! Хотя… С люстрой — это, конечно, зачетно получилось! Даже ругаться не стану.

Порадовав братву песнями Круга, Махаев вызвал на сцену нашу финальную вишенку на «торте». Примадонну!

До самого последнего момента народная не знала, к кому ехала. Закупали мы ее через Едро, договаривался лично Йосик. И вот выходит она на сцену, в красном, бесформенном балахоне, с опухшим лицом, и начинает под фанеру петь про розы. Я сквозь подпевающую толпу прохожу в первый ряд, забираю стул у ближайшего стола. Охрана тем временем оттесняет сотрудников, создавая мне пространство. Сажусь, кладу ноги на сцену. И вижу глаза примадонны! Они становятся квадратными. Она сбивается со слов, и я подпеваю громко:

'…Утром ты встанешь у окна:

Может, сошла ты с ума?..'

Хорошо все-таки иметь одновременно и деньги, и чувство юмора. Повезло мне.

Глава 25

Да, не зря эту Думу называли самой веселой. А еще она была самой молодой. Патриарху отечественной политики, старейшему из депутатов, было всего шестьдесят восемь. Гергий Лукава, который открывал первое заседание, имел степень доктора наук, как и многие здесь. Да, эта Дума была еще и самой умной из всех. Тут каждый десятый или профессор, или академик. Ну, или бандит, как я, или проходимец, как Мавроди, который придет позже, на место убитого депутата-коммерсанта Айдзердиса.

Сборище очень разных и зачастую совершенно случайных людей могло породить на первых порах только скандалы и склоки. И оно их породило. Откровенные горлопаны и клоуны, прорвавшиеся на Олимп власти, изо всех сил создавали шумиху вокруг своего имени, пытаясь потом монетизировать узнаваемость собственной морды. Получалось далеко не у всех. Гениев пиара, подобных Жириновскому, в Думе не наблюдалось и близко. По сравнению с ним все они казались мелкими и убогими полудурками. Хотя, возможно, дело было в том, что Владимир Вольфович лишь исполнял на публику, а они нет. Именно поэтому вся эта свора бросалась на трибуну, когда он что-то вещал с нее. И тогда я и еще пара депутатов-спортсменов, которых взяли в Думу именно для этой цели, заслоняли телами Вождя, пока он не договорит. Мутная волна из коммунистов и демократов, в лютой зависти к чужому успеху объединившихся против победителя, накатывала и отходила, зализывая раны. Мы их не били — с балконов нас снимали камеры телевизионщиков, но когда никто не видел, могли ткнуть чувствительно в пропитую комсомольскую печень, и этого хватало, чтобы малость умерить политический пыл. А иногда у трибуны сталкивались непримиримые оппоненты — Николай Лысенко и священник Глеб Якунин. Тогда с одной стороны шли увещевания, а с другой — неизменные попытки сорвать крест с груди. В общем, я там душой отдыхал, расценивая происходящее как бесконечное цирковое представление, которое лишь иногда прерывал унылый бубнеж какого-нибудь по-настоящему умного душнилы. Впрочем, весело было не всегда. Случались и дерьмовые деньки. Как этот вот…

— Сергей Дмитриевич, вас!

Руля, носитель моей неподъемной мобилы, прошел через толпу испуганно шарахавшихся депутатов, как линкор сквозь стайку рыбацких лодок. Тут почти все едва доставали ему до плеча, а лицо ожившего покойника и шрам, пересекающий висок, лишь придавали ему дополнительное очарование. Сукой буду, я его в кино пристрою! Он у меня еще Голливуд покорит. Такая фактура напрасно пропадает!

— Кто? — недовольно спросил я, потому что никаких срочных дел не намечалось.

— Елена Геннадьевна, — ответил Руля, и я выхватил у него трубку.

— Сережа! — в ее голосе чувствовался испуг. — Я в магазине. Тут какие-то люди! Они про крышу говорят. Мне страшно…

— Десять минут! — рыкнул я в трубку. — Ничего не делай, ничего не говори. Просто дождись меня!

— В Столешников! — скомандовал я и почти что побежал к лифту, закипая, как электрический чайник.