Лихо. Медь и мёд

– Я не дознаватель ордена и никогда им не был. – Лале повернул к ней половину лица, смятую шрамами. – Изначально дело Айше Хасамин вели прославленные башильеры, прибывшие ради неё в нашу далёкую обитель, перестроенную из хал-азарского храма. – Задумался, точно вспоминая. – Это был храм за чертой города. Он обветшал, но всё равно оставался прекрасен – мозаичные стены, мраморные дорожки, запущенные висячие сады…

Лале ослабил вожжи и мельком погладил затылок здоровой рукой.

– Да… Были времена. Наша обитель не считалась почётной. Мы жили на самой границе земель, захваченных иофатцами: рядом – пустыня и озлобленные хал-азарские войска. Беспокойное место, откуда я отправился прямиком в зиндан, когда хал-азарцы отбили свои владения. Но я тороплю события. Пока в нашу обитель приехали дознаватели. Они искали того, кто распустил заразу, разгоревшуюся среди иофатских солдат.

Ольжана слушала, подперев висок кулаком. Пальцы горели от ожогов, и, если бы не чернота, можно было подумать, что это – от обжигающих песков. Она видела как наяву: хал-азарский город, который принялся описывать Лале, и шумные базары, куда прибывали караваны из пустыни Исур. Видела верблюдов, гружённых тюками с диковинками, и мужчин, чьи головы были обмотаны белыми платками-куфиями так, что на виду оставались только глаза и полоска обветренной кожи.

Со слов Лале она легко представила и их обитель – полуразрушенную, но величественную, как старый восточный дворец. В подвале, за прутьями из чёрного железа, башильеры держали Айше Хасамин, обвиняемую в том, что насылала мор на иофатцев и их сторонников. Её – и дюжину других подозреваемых.

– В то время, – рассказывал Лале, – в Хургитане и окрестностях бушевала болезнь, прозванная иофатской чумой. Конечно, она поражала не только иофатцев – на Хал-Азар выступил и король Савайара, а среди башильеров и добровольцев кого только не встречалось… Я видел, как за считаные дни сгорали хургитанцы, согласившиеся доносить на своих же соплеменников. Страшная была картина. Счастье, что болезнь не распространилась далеко за пределы Хургитана. Заражённый за день-два покрывался багровыми струпьями, и те начинали гноиться… Болезнь унесла всех дознавателей, пытавшихся найти колдуна, ответственного за мор.

Ольжана ахнула.

– А в следующий раз прецепторы ордена прислали бы нам уже не дознавателей, а приказ спалить Хургитан дотла. Со всеми жителями – виновными и безвинными, с женщинами, стариками и детьми. – Лале пожал плечами. – Уверен, так и было бы. Видите, госпожа Ольжана? Я вёл это дело не потому, что был исключительным. Просто больше никто не взялся.

Ольжана слушала, раскрыв рот.

– Вы не боялись?

– Умереть от болезни? Помилуйте. В двадцать с небольшим я уже был хромым калекой без руки – с достопочтенным Залватом мы встретились позже.

Так Ольжана поняла, что его изуродовали не в плену.

– Я считал, что моя жизнь бессмысленна и пуста и с таким здоровьем мне всё равно не дожить до седых волос. А если и дожить, то к старости я, наверное, совсем не смогу обходиться без чужой помощи: нога окончательно откажет, зрение ослабнет ещё сильнее, и с единственной рукой тоже что-нибудь случится. Нет, я не боялся ни хургитанской ведьмы, ни её колдовства. Мне было жаль город и некоторых братьев. Вот и всё.

– А что было дальше? – Ольжана снова высунулась к нему через полог.

– Ничего любопытного. – Лале махнул ладонью. – Айше Хасамин осудили и сожгли на костре. Мор прекратился. Мне в награду достались ненависть всего Хургитана и сумка Айше, где я нашёл её дневники с заметками о чародействе. А потом Хургитан отбили хал-азарцы, и мои братья из обители или погибли, или отправились со мной в зиндан. Конец.

На вкус Ольжаны, концовка была скомканная, но вредничать она не стала. Только благоговейно протянула:

– Батюшки-и…

Переваривая услышанное, Ольжана разглядывала места, которые они проезжали, – всё те же господарские поля. Так странно было смотреть на них после истории о восточных краях.

– Ну вот. – Даже не видя лица Лале, Ольжана понимала: он доволен тем впечатлением, которое произвёл. – Вместо того, чтобы обсудить с вами что-то полезное, я рассказывал это.

Лукавил, конечно. Ольжана тряхнула кудрями.

– У вас остались записи Айше?

– Разумеется. Я берегу их как зеницу ока.

– Ла-але, – вздохнула Ольжана, – вы что, серьёзно? Вы давали мне читать башильерские трактаты, когда у вас есть дневники такой могущественной ведьмы?

– Госпожа Ольжа-ана, – передразнил он, – вы что, серьёзно? – И вмиг собрался, полуобернулся. Его тёмные глаза блеснули. – Хургитанская ведьма была моим врагом, но она делала то, что считала благом для своего народа. Я могу её понять. Звучит чудовищно, но так и есть. Не обижайтесь, госпожа Ольжана: я хочу, чтобы к её дневникам относились уважительно. Это не безделушка и не лёгкий способ стать сильнее. Это – труд выдающейся колдуньи, к которому нужно подходить с умом. Хотя бы изучив принципы, на которых зиждется хал-азарское чародейство.

– А…

– А хал-азарское чародейство вы начнёте изучать сразу после того, как разберётесь с основами.