Лихолетье

— Так вы «их превосходительством» стали, Григорий Борисович, целым министром. Простите, не знал, — казак ошарашенно мотнул головой. Старик подумал, что тут спрятана издевка — ведь они были на «ты» давно, а тут резкий переход на «выканье». Но нет — все предельно серьезно — Ефим Кузьмич даже подтянулся у его «одра», смотрел с нескрываемым почтением в глазах. И сразу возникло ощущение, что казак этим откровением был явно доволен — еще бы, служил с ротным с четырнадцатого года, прошли сражения на Варте и Равке, под Лодзью, в грязи под шрапнелью — и тут выяснилось, что его бывший командир стал министром. Это уже «особа», принадлежащая к первым четырем классам отмененного революцией «табеля о рангах».

— Не удалось, значит, большевикам сразу укорот дать, а надо бы — словам их поверили, — после затянувшийся паузы продолжил казак. — Мы ведь слышали кое-что о событиях в Томске, да и наш атаман там был. Сотников ведь хотел туда весь дивизион туда направить, чтобы большевики Думу нашу не разогнали, как Учредительное Собрание в столице. Но не успели — тут буза началась, как раз мое прошение о зачисление в войско приняли. В Красноярске большевики силу почувствовали, это в Иркутске им пришлось с юнкерами и казаками сражаться — а тут кто им слово поперек скажет⁈

Казак машинально вытащил из кармана коробку папирос, но опамятовался — в «палате» у больного курить было категорически запрещено доктором, и «цербер» за этим смотрел строго. А роль мифологического героя выполняла старшая дочь хозяина Анна, что сама добровольно возложила на себя функции «сиделки». Она и ему самому не давала курить, когда захочется, отобрав табак — и лишь выдавая на сутки три папиросы, и то после растирания, весьма болезненной процедуры, во время которой он едва сдерживал стоны от этого «массажа». Но не жаловался, понимал, что необходимо, и радовался, чувствуя покалывание. Однако курить хотелось немилосердно — но разве можешь делать то, что захочешь, когда прикован к постели.

— Хорунжий Сотников обе сотни казаков вывел из города, сюда в Торгашино — и ультиматум большевикам в Красноярск отправили. А те солдат запасных батальонов с «красной гвардией» отправили на этот берег, да еще с парой трехдюймовок. Вот народ и посоветовал бои тут не устраивать, а первая сотня по домам разошлась — там все здешние, дома рядышком. А минусинские казаки по своим станицам верхами отправились, сотня в походной колонне. С ними офицеры и гимназисты пошли, «пластунами» на подводах — то еще воинство, проку с него, — Ефим скривился, огорченно взмахнул рукой и снова вытащил папиросы.

— Батюшка, тут курить нельзя. Я Григорию Борисовичу то изредка позволяю, три раза, как Викентий Александрович рекомендовал. И не больше — потом от дыма проветривать приходится, чтобы этой гадостью не дышать! В больницах не зря так поступают — я сама все видела!

— Вот, выучил в гимназии дочь, ваше превосходительство, родному отцу уже пеняет, — казак притворно закряхтел, однако коробку спрятал. Но по нему было видно, что дочерей Ефим любит и всячески балует. И то, что учебу в гимназии им оплатили, о многом говорило. Хотел, чтобы обе барышнями образованными вышли, и замуж отдать за офицеров или чиновников, чтобы не горбатились на хозяйстве с утра до ночи. Наглядная польза от образования, а крестьяне (пусть даже нацепившие лампасы) всегда практичны. А дочь у него пусть не красавица, конопатая, с веснушками, но статная, и знающая себе цену. Единственная в семь с образованием — не просто с отличием гимназию окончила, но и учительский класс, да еще курсы сестер милосердия — в больнице за раненными солдатами в прошлом году ухаживала. И языкатая, спасу нет — оторва, за словом в карман не полезет, как и матушка ее. Такую в жены только офицеру брать надобно — боевой подругой будет, не предаст, крепким тылом по жизни будет.

— Иди, батюшка, нам ногу и руку разминать надобно, — девчонка принялась расставлять банки, раскладывать тряпочки на столе. — Твой присмотр без надобности, мы не греху прелюбодеяния предаваться будем. Хотя… Я бы не отказалась от такого жениха, сделай он мне предложение!

Девчонка обожгла его таким взглядом, что он невольно покраснел, а у отца на лице проступило смущение. Громкий смех Анны разрядил обстановку — девчонка искренне радовалась, что ей удалось смутить взрослых…

Казаки Красноярского дивизиона охраняют митинг протеста против разгона большевиками Учредительного Собрания в Петербурге. Но поздно — началось «триумфальное шествие советской власти», как будет написано в учебниках…

Глава 7

— Выступать нужно немедленно, брате полковник, пока большевики не опамятовались. Потом будет поздно — нужно воспользоваться удачным моментом, второй такой нам вряд ли подвернется.