Лики Богов (СИ)

Тонкие кисти отвели усыпанные бархатной листвой ветви, грациозная воительница отделилась от шелестящей стены и подошла к подножью скалы, в которой виднелась расщелина, раскинувшаяся широкой аркой в каменном теле. Пальцы расстегнули ремень, и ножны рухнули на мелкую гальку, о которую тихо звякнули золочёные соколы. Девушка опустилась на громоздкий осколок скалы под угловатой аркой и устремила взор своих холодных озёр на раскрашенное вечерней зарёй небо. Золотисто-розовое пламя жадно охватывало тёмно-голубой океан, пронзая его пурпурными всполохами и разбрасывая гранатовые искры. Алые языки щекотали нежные тела сапфировых и лиловых облаков, чинно плывущих в образах сказочных зверей по воздушной толще.

Столь тонкое и прекрасное явление, сотворённое Сварогом, очаровывало омуженку и питало грусть в девичьем сердце. Тяжёлые думы ложились на её плечи, а обида на саму себя комом вставала в горле.

— Утомило тебя веселье, — раздался бархатный голос, заставив златовласую вздрогнуть, — али наскучили мы тебе?

— Наскучили, — повторила голубоглазая, и поднялась с камня.

— Ты сама не своя в последнее время, — заметил витязь, подходя ближе. — Случилось чего?

Пряча глаза, девушка сделала шаг в сторону моря и остановилась в нерешительности:

— Устала я от войны этой. По Камулу соскучилась. В Хамбалык к родне хочу съездить, да на свадьбе Волота с Любавой поскорее погулять.

— Погуляем на свадьбе, Умилушка, — улыбнулся Баровит. — Завтра уже в дорогу собираться станем.

Воин задумчиво наблюдал за тем, как Ярило игриво кидает последние лучи свои на блестящие волны её собранных в косу волос, заставляя расплавленное золото стекать по их щёлку.

— Всю жизнь знаю тебя, родная, — тихо сказал он. — Гложет душу твою печаль, токмо скрываешь ты её от меня. Почему? Боишься не пойму тебя?

Стройная дивница резко обернулась, изогнулась подобно ленте на ветру, и дрожащей рукой схватила сабли.

— С чего мне в мысли свои тебя впускать? — фыркнула она и собралась покинуть парня.

Широкая ладонь сжала запястье и остановила воительницу, развернув её к себе. Светло-карие медовые глаза впились в красивое личико пристальным взглядом, остановившись на вспыхнувшем нежном румянце.

— Не чужой человек я тебе, Умила, — серьёзно отвечал Зорька. — Всё рассказать мне можешь… Если только не я виной печали твоей стал.

Большие глаза омуженки распахнулись ещё шире, алые губки сжались, а усилившаяся дрожь перекинулась на руку воина. Баровит, не опуская взора, решился рассказать ей о своих подозрениях:

— Много думал я о нас. Ты меня с малолетства знаешь, всегда я другом был тебе… Но вот уж почти лето я руки твоей добиваюсь… Может, в том печаль твоя, что ты так и считаешь меня другом, но не хочешь сердца моего ранить?

Эти слова заставили Умилу жадно проглотить воздух и вызвали крошечные капельки в уголках выразительных глаз. Опустил взор свой витязь, подумав, что прав оказался в мыслях своих. Помолчав немного и набравшись сил, он продолжил тяжёлый разговор:

— Не молчи, Умилушка, скажи прав я, али нет… Посмотри в глаза мне и скажи, что не люб я тебе. Тогда перед Богами поклянусь душами предков своих, что верным другом останусь тебе и не потревожу боле.

Дрожь с девичьей кисти соскользнула на ножны сабель и заставила их робко позвякивать. Пухленькие губки неохотно раскрылись, и неуверенный шёпот соскользнул с них:

— Я не люб…

Голос осёкся, застряв в груди, пальцы разжались, и ножны вновь ударились обточенные морем камушки.Тонкие веки закрыли глаза, с пушистых ресниц упала хрустальная бусинка, а освободившаяся от ноши ладонь зажаларот, не давая рыданиям вырваться наружу. Баровит второй рукой обхватил девичий локоть и приблизил её к себе.

— Не хотел я слёз твоих, — горько улыбнулся он. — Я понял всё, не рви душу, родная. С этой поры сестрой считать тебя стану.

Стаи чёрных ресниц взмыли вверх, удивлённый взгляд голубых глаз устремился на помрачневшее лицо витязя – не желала она быть сестрой ему. Белая кисть освободила губы и медленно легла на небритую щёку. Неведомое марево окутало омуженку, единым порывом девушка коснулась его губ, отчего сотни искр рассыпались по телу, и сердце принялось бешено сотрясать грудь. Широкая ладонь раскрылась, освобождая нежную руку от своего плена, скользнула по осиной талии и прижала бунтарку к могучему торсу. Тонкими жаркими нитями страсть сплетала влюбленных, воин опустился на широкий камень, не отрываясь от сладких губ. Жадно покрывая тонкую девичью шею поцелуями, Баровит почувствовал, как её пальцы отстегнули его ремень и потянули кольчугу вверх. Стальные кольца дружинников со звоном упали на серые камни, следом их накрыли рубахи. Умила опустилась на колени воина и вновь прильнула к его губам. Крепкие руки в сладком беспамятстве сжимали стройный стан воительницы, а её горячее дыхание дурманило голову сильнее любого вина.

Колкий хлад коснулся плеча витязя. Неохотно оторвавшись от нежной медовой кожи, он посмотрел на безмолвную тень.

«Уходи, не до тебя» — отмахнулся в мыслях Баровит.