Лики Богов

Любава видела, как вода скрыла золотые волосы, ощутила, как тонкие пальцы коснулись её ноги. Вскоре Умила вынырнула, протянула брату нож. Зажав его зубами, Волот поплыл дальше. Умила вновь изогнулась, вытащила из синей толщи нож поменьше и тоже сомкнула на клинке зубы. Демировичи плыли то и дело, поглядывая на всадников – османы спешились, но входить в воду не стали. В лагере тоже заметили беглецов. От Любавиных глаз не смогло укрыться то, как плечистый воин, растолкав суетящихся дружинников, вошёл в море почти по грудь, встречая их. Девушка была точно уверена, что Умила при его виде поплыла быстрее, словно он был единственной надеждой. Видела, как пальцы омуженки вцепились в протянутые руки витязя, как нетерпеливо обвила его шею, как он прижал златовласую к себе, забрав у неё нож. Волот тоже был рад видеть этого дружинника. Нащупав ногами дно, выпрямился, спрятал клинок в ножны. Любава поспешила соскользнуть с широкой спины, но тут же бегущая волна скрыла её с головой. Крепкие руки обхватили точёную талию, приподняв, прижали к мускулистому торсу.

– Рано ты соскочила, – улыбнулся Волот, убирая с её лица мокрые пряди.

Незнакомец протянул им руку, которую уставший витязь охотно принял, наваливаясь на его плечо.

– Ого, а эту диву вы в морской пене отыскали? – ухмыльнулся он.

– Любава, знакомься – Баровит – друг мой лучший, – сказал Волот.

– Рада знакомству, Баровит, – улыбнулась девушка.

– Я тоже, – кивнул воин. Переведя взгляд на Умилу, шепнул нежно: – Притомилась?

– Немного, – кивнула Умила, не отрывая головы от его каменной груди. – Сам-то давно воротился? Был где? Предупредил бы хоть.

– Воротился недавно, с вестями, всё тебе расскажу. А предупредить мог, да ты так сладко спала, не хотелось тревожить, – ответил Баровит. Хитро прищурившись, шепнул ещё тише: – Не уж толь волновалась за меня, Умила?

– Ну тебя, – фыркнула омуженка, устало ударив ладонью по его груди, вызвав тем самым лишь улыбку.

На берегу беглецов встречали дружинники во главе с сердитым усатым дядькой. Он явно был чем-то недоволен. Поёжившись от его тяжёлого взора, Любава спряталась за спину Волота.

– У вас троих языков нет что ли? – пробасил он. – Сказать трудно было куды вас черти понесли?

– Не серчай, тять, – тяжело дыша, сказала Умила, – мы с братом мирян выручали.

– Благодарю вас, – пролепетала Любава, цепляясь за рубаху Волота.

– А ты, Баровит, тоже спасал кого? – нахмурился воевода.

– Я по горе Медвежьей прошёлся, – ответил старший дружинник, не выпуская из объятий Умилу. – Видел войско османское на подступе к подножью горы Кырым. Покамест мы тут малые отрядцы ловим, они крепость в осаду возьмут.

– Что ты делать будешь? – фыркнул Демир. – Ладно. Умила, переодень девку… да сама тоже. Волот, отведёшь её в деревню к родителям. Собираемся!

– Стой, батый, – встрял Баровит. – Чего собираться-то, коли не знаем о вороге ничего?

– Да, нам бы понять, сколько их да где, – подхватила Умила.

– Да как в крепость незаметно пробраться, – добавил Волот, – дабы жителей из осады вывести.

– Умные все такие, – всплеснул руками воевода. – Мы тут звездой яркой османам светим, беду на деревню кликаем. В лес поглубжее уйти надобно, прежде чем репу чесать.

– А-а-а, – протянула троица.

Махнул на них рукой Демир и пошёл к дружинникам. От толпы отделилась светловолосая девушка, ухмыляясь, направилась к друзьям.

– Отхватили? – злорадствовала она. – То-то. Опять мне за вас влетело.

– Чего ты ему сказала? – закатила глаза Умила.

– Правду, – заявила подруга. – Ладно, пошли переодеваться, хватит мужиков мокрыми рубахами сманивать.

Любава прикрылась руками и, заливаясь краской, поспешила за незнакомкой. Умила, окатив присутствующих холодным взором, буркнула:

– Пущай смотрят, мне не жалко.

Баровит за её спиной показал соратникам кулак, все всё поняли и принялись собирать вещи. Пустые котелки зачёрпывали морскую воду, опрокидывали её на костёр, отчего пламя шипело и плевалось дымом, перед тем, как угаснуть. Омуженки, отвязав от сёдел сумки, направились в лес, беглянка не отставала. Мокрая одежда, причмокивая, падала на траву, сухая, соскользнув с веток, пыталась налезть на влажную кожу. Девушка с огненными глазами рассказывала Умиле последние новости, свесив ноги с поваленного дерева.

– Ты чего так подозрительно на порты смотришь, чернявая? – неожиданно спросила она.

– Меня Любава зовут, – представилась гостья. – То мужские порты ведь.

– А меня Радмила, – улыбнулась девушка. – Ты нос-то не вороти, одевай чего дают.

– Никакие они не мужские, – фыркнула Умила, затягивая ремни на сапогах, – то мои порты.

Расправив рубаху, взглянув на обнявшие ноги штанины, Любава недовольно сжала губы.

– Непривычно мне в том – ноги открыты, рубаха коротка, – пробубнила она.

– Правильно, в длинной рубахе драться неудобно, – закатила глаза Умила, закрепив на талии ремень с ножнами.

– Ладно всё, тут никого таким видом не удивишь, – успокаивала Радмила. – Дружинники к нам уже привыкли, ты им в сарафане боле глянулась.

– А как я в деревне появлюсь? Там девки так не ходят, – упёрлась Любава.