Лики русской святости

Вернувшись на Мурман в 1533 году, Трифон положил основание своему монастырю на самом западном пределе, где обитель могла существовать относительно безопасно, не искушая воинственность норвежцев. Приведя с собой строителей, он поставил Троицкую церковь на реке Печенге, что впадает в Варяжский залив (Варангер-фьорд), на западном берегу которого стоял норвежский Вардегус. В тех местах, где заканчивалась прибрежная череда «тридцати трех Никол». Феодорит же через несколько лет основал свою обитель, тоже Троицкую, на острове в устье реки Колы, впадающей в Кольскую губу, а немного позднее еще одну, в Кандалакше.

Все три сыграли свою роль в христианизации Мурманского края. Многие лопари сами принимали в них монашеский постриг. Феодорит составил для саамов азбуку, переводил на их язык Священное Писание. Но из всех трех монастырей державное значение четверть века спустя приобрел именно Трифонов. В середине 1550-х годов Иван Грозный выдал обители грамоту на владение и хозяйственное освоение земель к западу и востоку от Печенги, до самой Колы. Вероятно, тогда же монастырь сделался ставропигиальным, то есть вошел в подчинение непосредственно главе Русской Церкви. Таким статусом обладали лишь несколько самых значимых для страны обителей.

В 1560–1580-е годы Трифонов монастырь был центром экономической жизни Кольского полуострова. Монахи и монастырские работники занимались рыболовством, солеварением, добычей пушного зверя, птицы и речного жемчуга. Была своя верфь, строили суда. Поначалу монастырь отправлял груженые корабли в Норвегию для торговли, но вскоре на Печенгу стали приплывать иностранные купцы. Первыми были голландцы, и в устье Печенги образовался крупный узел русско-нидерландской торговли. Вторым экономическим центром края стала Кола – но не как монастырское поселение, а как торговый и промысловый порт. Торговали не только северным промысловым товаром. Русские купцы везли из центральной Руси для продажи иностранцам зерно, лен, воск, деготь, пеньку и пр. Гавани Печенги и Колы составляли мощную конкуренцию торговле англичан в Холмогорах на Северной Двине. В Коле обосновались тогда крупные промышленники и купцы Строгановы.

Наверное, Трифону «стяжательская» деятельность его обители была не по душе. Сам он до последних дней жизни даже спал на полу, постелив рогожу, и монахов своих учил «не любить мира и всего, что в мире», хранить смирение и воздержание.

Но он также понимал, что русская колония должна расти и крепнуть, а это невозможно без обширного хозяйства. Примерно в это время норвежцы, а точнее их датские правители, начали максимально затруднять русским сбор дани в западной Лапландии. В ответ их самих, как чуть ранее шведов, отлучили от взимания дани с кольских лопарей. Общий круг сбора дани сузился до района, очерченного Печенгой и рекой Нявдема (Нейден) немного западнее. «Ничейный» статус эта земля сохраняла еще два с половиной столетия. Однако и там возникали русские островки – поселения монастырских работников, церковь Бориса и Глеба, построенная Трифоном на реке Паз (Патсойоки), им же поставленная часовня Святого Георгия у Нявдемы.

Активная промысловая деятельность монастыря и русско-европейские торговые обороты на Мурмане вызывали раздражение у Швеции и Дании (чьей провинцией была Норвегия). Оба королевства рассматривали эти края как собственность и считали свои интересы ущемленными.

Между Данией и Русью завязались дипломатические споры по поводу лапландских территорий и их разграничения. Длились они не один десяток лет. Датский король и его посланники пеняли московскому царю на то, что русские построили в норвежских владениях свои монастыри и притесняют датских подданных, чиня им убытки. Послы Дании в переговорах с русской стороной четко формулировали свои «скромные» претензии: «Вся Лапландия принадлежит Норвегии; из расположения к царю король уступает ему южную часть (Терский берег Кольского полуострова, давно заселенный поморами. – Н. И.) и себе оставляет лишь северную». Уже упоминавшийся голландец ван Салинген, по совместительству датский шпион, составил подробную карту Лапландии и Русского Севера. На ней поперек Кольского полуострова он начертил слово «Норвегия».

Московское правительство било доводы датчан своим козырем: «Лопская земля искони вечная наша вотчина за много лет… и на той земле монастырь Печенский и волость Кола… и Нявдема и Паз-река и погост Мотоцкой искони поставлен, и в них живут наши люди русские и корельские, и лопь крещеная и некрещеная…»