Лики русской святости

Только по воскресеньям он приходил в монастырь для причащения. Питался с собственного огорода (да и то не всегда – несколько лет он подкреплял телесные силы одной лишь травой снытью); в жестокие морозы носил ту же одежду, что и летом. «Томлю томящего меня», – говорил он, имея в виду борьбу с низменной человеческой природой, испорченной грехом, подверженной нечистым страстям, как телесным, так и душевным. И в любое время, за любой работой Серафим не переставал творить внутреннюю молитву, так что нередко надолго застывал «как бы в изумлении», созерцая небесные тайны.

Вскоре к своим трудам Серафим прибавил новый и чрезвычайный подвиг – столпничество, молитвенное стояние на камне. В монашеской практике это очень редкий вид подвижнического утруждения себя ради умерщвления своих страстей. Поводом стало предложение Серафиму стать настоятелем некоего монастыря. Он отказался, но помысел тщеславия всё же возник. Преодоление искушений – а искушение властью одно из коварнейших – очищает и укрепляет подвижника, как огонь – золото и сталь. Три года после этого длилось покаянное стояние на камне. Каждую ночь Серафим со слезами взывал к Богу, стоя на коленях на большом лесном валуне. А днем возносил покаянную молитву в келье, где тоже установил камень. Немеющие воздетые руки, изнуренная плоть, костяные мозоли на коленях… «Это выше сил человеческих», – скажет один из тех, кому Серафим под конец жизни открыл эту страницу своего монашеского бытия.

В диких пустынных местах подвижник не только отражает нападения нечистых духов, но и терпит от лихих людей. Однажды в лесу на Серафима напали разбойники. У него был топор, он мог защищаться, но не стал. Жизнь монаха целиком принадлежит Богу, и если Господь счел лучшим для него пострадать от человеческих рук – то следует смириться и не противиться. Это всё тот же подвиг послушания. Серафима жестоко избили, нанеся смертельные раны. Лишь чудом он остался жив – исцелила Богородица, вновь придя к нему. Разбойников – местных крестьян – скоро нашли и хотели судить, но Серафим умолил отпустить их. А когда они раскаялись и пришли к нему, он простил их.

Через несколько лет подвижник усугубил свое аскетическое житие подвигом молчальничества, «блаженного безмолвия». Стал реже бывать в монастыре, прекратил всякое общение с мирянами, приходившими в его пустынь за духовным назиданием. «Совершенное безмолвие есть крест, на котором должен человек распять себя со всеми страстьми и похотьми», – говорил христианский святой Варсонофий Великий. В этом священном безмолвии, соединенном с постоянной внутренней молитвой, подвижнику открывается простор для богосозерцания и богообщения. Это такое состояние, в котором, по словам святого Феофана Затворника, «внутрь собранный и углубленный дух огнем Духа Божественного возводится к серафимской чистоте и пламенению к Богу и в Боге». А древнерусский монах-писатель Епифаний Премудрый сказал, что тот кто «вкусил сладости безмолвия», никогда по своей воле не захочет от него отказаться, не пожелает ничего другого.

Но монах живет не своей волей, а Божьей. В 1810 году Серафим вынужден был вернуться на жительство в монастырь. Кончилось его шестнадцатилетнее лесное уединение. Однако еще несколько лет он пребывал в молчаливом затворе, чтобы окончательно утвердиться в бесстрастии, в совершенном внутреннем мире. Затворничество как подвиг отличается от пустынничества, так как оно проходит в многолюдном монастыре, где больше искушений человеческой суетой, труднее хранить безмолвие души.

И наконец, Серафим выходит на путь последнего, великого подвига – апостольского. Точнее, на этот путь вероучительства человек встает не сам, но его берет за руку Господь и выводит «на служение ищущим спасения», словами святого Феофана Затворника. «Выше сего состояния апостольского мы не знаем на земле». Настало время Серафиму служить миру своей любовью, боговдохновенным словом и молитвой, «просвещая, руководя, чудодействуя», борясь за каждого с человекоубийцей-дьяволом.

Он начал принимать у себя людей. Слава о святом старце распространилась уже по всей России, к нему стали стекаться богомольцы. Но полностью двери своей кельи Серафим открыл для нескончаемого людского потока лишь в 1825 году, по прямому велению Божией Матери. Каждый день к нему собиралось до одной-двух тысяч человек. Он принимал всех с неизменной лаской, наставлял, по необходимости открывал будущее в их судьбе, исцелял болезни – душевные и телесные. К нему шли все: бедные и богатые, больные и здоровые, простые умом и хорошо образованные.