Подходить к тюрьме вплотную я не стал: слишком уж подозрительно будет выглядеть оборванец, пристально, словно скупщик недвижимости, рассматривающий местную «кутузку». Затаившись в подворотне неподалеку, я окинул здание придирчивым взглядом. Интересно, сколько внутри надзирателей? По всему выходило, что должно быть прилично, ведь тюрьма с военнопленными – это, по сути, один из важнейших стратегических объектов. Окажись все, кто там содержится, на свободе, и Легиону придется туго. Удерживать границу и одновременно гасить очаги сопротивления внутри города – уж точно задача не из легких.
И как с такими исходными данными работать? Люди месяцами продумывают побег, даже годами, а тут все надо решить в самое ближайшее время, в запасе буквально день-два. А ведь не стоит забывать о том, что Легиону, вероятно, известно о моих планах (вот только откуда?!).
Единственный выход – смешать им все карты. Старый добрый фокус: устроить «пожар» в другом месте, чтобы привлечь их внимание, и под шумок проникнуть в тюрьму. Вот только где «поджигать», я пока что не знал. Да и какими силами? Все, что у меня есть, это пистолет, карта, фонарик, «глушилка» и прибор ночного видения. Что из этого может помочь в организации диверсии?
Черт, если бы Гопкинс не держал на прицеле бедняжку Джулию, я бы не задумываясь свалил из этого треклятого Кувейта, который за последние недели успел мне порядком надоесть. Не знаю, куда бы я отправился, в Штаты или же в Россию, а может, и вовсе на какие-нибудь Гавайские острова, но уж точно не притворялся беженцем, щеголяя среди вчерашних «однополчан» в рваных обносках.
Но реальность была такова, что мне приходилось ломать голову над практически невыполнимой задачей. Отступив во тьму переулка, я вытащил план тюрьмы, развернул его и включил фонарик. Быстро пробежав глазами, потушил свет и снова спрятал карту за пазуху. Мне хватило тридцати секунд, чтобы запомнить все до мельчайших деталей. Настолько развитая зрительная память с самого детства избавляла меня от многих проблем.
Когда я в очередной раз посмотрел на здание тюрьмы, оно уже не казалось мне незнакомым. По ориентирам в виде главного входа и окон я мысленно сопоставил увиденное с рисованным планом, и стены будто вмиг стали стеклянными. Я четко представил, как помещение выглядит изнутри, и пусть не знал наверняка, сколько там людей, но в местоположении капитана Грина практически не сомневался, ведь камера, куда его поместили, на плане была обведена красным кружком. Я буквально видел, как нужный мне парень со скучающим видом смотрит наружу через решетку двери. Оставалось только войти внутрь и выпустить его на свободу.
«Только»!..
Внезапно я услышал за спиной протяжный металлический скрип, а потом незнакомый голос осведомился:
– Эй, мужик! Ты чего тут ошиваешься?
Я оглянулся. На пороге стоял высоченный легионовец с автоматом в руках. Лица было не рассмотреть, но, судя по тому, как он покачивался из стороны в сторону, я понял, что солдат пьян. Оно и немудрено: ночь на дворе, а врага на горизонте не видно – чем же себя занять на войне вчерашнему тинейджеру, как не картами, выпивкой и девками?
Впрочем, американцы, как правило, от здешних, кувейтских, «дам» старались держаться подальше – арабки (и, соответственно, арабы) в их понимании были то ли потомками Дьявола, то ли просто чересчур грязными. Оттого легионовцы так настойчиво и клеились к Марине в баре: соскучились по «бледнолицым» девушкам, бедолаги.
Но сейчас речь была вовсе не о прекрасном поле; сейчас передо мной стоял выпивший, подозрительный и, хуже всего, вооруженный солдат.
– Заблудился, – сказал я, вновь прибегнув к ломаному английскому с явным арабским уклоном.
– Ты нездешний, что ли? – после довольно продолжительной паузы осведомился незнакомец.
«Боже, ты такой догадливый!..»
– Из Эль-Бургана. Дом взорвали, жена погибла… – Я опустил голову, замотал ею, словно отгоняя надоедливых мух. – Война – страх.
– И не говори… – вздохнув, согласился Верзила.
Он смерил меня оценивающим взглядом, а потом спросил:
– Выпить не хочешь?
«Ну да, только выпивки мне сейчас и не хватает…»
– Спать хочу, – осторожно сказал я. – Выпить не хочу.
– Да не скромничай… – Солдат опустил автомат и шагнул ко мне. Я инстинктивно напрягся, но сдержался от того, чтобы врезать ему в челюсть с правой, – это могло повлечь за собой весьма неприятные последствия в виде спешащих на выручку сослуживцев. – Оно ж вроде как… и наша вина, что у вас тут… стреляют-взрывают… убивают! Жена… – произнес он мечтательно. – Моя в Штатах осталась, в Алабаме. Скучаю – жуть. Скорее бы… а то тут еще пулю схвачу, так и не увижусь…
«Ну так какого черта ты вообще сюда полез?» – хотел воскликнуть я.