Сказав это, Богут выпрямился, презрительно посмотрел на бледного сержанта сверху вниз и спросил:
– Надеюсь, теперь вам ясно, почему соображать надо побыстрее?
– Д… да, вполне, – шумно сглотнув, отозвался Крауч.
– В таком случае я спрашиваю уже в четвертый раз, – прорычал Глен, обводя заключенных хмурым взглядом.
Они сидели, ни живые ни мертвые, и терпеливо впитывали его угрозы, хотя, Богут готов был спорить, каждый из присутствующих в тот момент больше всего на свете мечтал свернуть ему шею. Воздух буквально трещал от всеобщей ненависти, но Глен прекрасно понимал, что ни один из присутствующих не решится воплотить эту грезу в жизнь – уж больно неравны их силы.
– Он взял тарелку с кашей, – хриплым от волнения голосом произнес сержант, вновь привлекая внимание ликвидатора. – Потом сел на койку, начал жрать. Смотрю – пару весел съел, выронил тарелку с ложкой, за горло схватился. Мы к нему, а он – на пол, лежит и губами шлепает, как карась. Царапать себя начал… ну вон у него, на шее.
«Выходит, Мамонт тут ни при чем?.. Или выводы делать слишком рано?»
– И что потом? – нетерпеливо спросил Глен, видя, что сержант не спешит продолжать рассказ.
– Ну и все потом, в общем-то, – пожал плечами Крауч. – Билл, – кивок в сторону Смита-Веста, – пульс проверил – нет пульса. Помер, стало быть. Давай охрану звать. Ну, пришла охрана. Потом за вами, наверное, побежали. А мы его больше не трогали… ну, только вот Билл пульс проверил, как я уже сказал.
– Так, по-вашему, его что же, отравили? – уточнил Богут.
– Не знаю. Может, у него просто аллергия на перловку или вроде того, – пожал плечами сержант. – Но выглядело это так, будто дело в каше.
Теперь ликвидатор смотрел на серый комок на полу с куда большим интересом.
«Можем ли мы проверить, есть ли в ней какая-нибудь отрава?»
Ну да, в Эль-Вафре ведь на каждом углу современные лаборатории с кучей грамотного персонала…
– А вам не кажется, парни, что подмешивать яд в кашу, чтобы отравить обычного сержанта, как-то слишком? – спросил Богут, вновь поворачиваясь к пленникам.
Они заметно разнервничались, стали переглядываться, будто заговорщики.
– В чем дело? – нахмурился Глен. – Что вас так взволновало?
Заключенные прятали глаза, многие сидели, уткнувшись взглядами в пол и скрестив на груди руки.
– Спорим, я знаю, в чем причина вашего беспокойства? – спросил Богут с приторной улыбкой сытой акулы, которая кружит вокруг жертвы не с целью «сожрать», а развлечения ради. – Вам всем известно, что он, – австралиец мотнул головой в сторону трупа, – не был сержантом. Верно?
Удивление, страх, паника – вот что читалось практически в каждом взгляде, невольно брошенном в его сторону. С трудом сдерживая победную улыбку, Глен продолжил:
– Да что там сержантом – он и Портером ведь не был на самом деле. Больше всего меня оскорбляло, что Адам Хэнсон отчего-то не слишком любил распространяться о своем весьма достойном звании в беседах со мной и прочими представителями Легиона… о чем и вас, надо думать, предупредил – ну, чтобы вы не ляпнули ничего лишнего во время допроса, так ведь?
Молчание. Они растеряны и напуганы. Смерть, как видится каждому из них, уже занесла косу, и теперь нужно всего одно молниеносное движение, чтобы отделить душу от бренного тела.
Одно слово – и их выволокут из камеры и убьют, наплевав на все негласные законы войны. Пленники не знали, правда ли, что Синдикат уничтожил грузовик с ранеными солдатами Легиона, – к тому моменту, когда это случилось, они уже находились в тюрьме Эль-Вафры. Однако, глядя в хмурое лицо дознавателя, заключенные отчего-то не сомневались, что этому типу можно и, более того,
– Вы как-то разом стали неразговорчивы, – продолжал вещать Богут. – Может, вас мучает совесть? Да нет, с чего бы? Вы же покрывали не абы кого – сослуживца!.. Так что здесь нет ничего предосудительного, даже напротив. По-мужски. Брат за брата. Я и сам бы так поступил.
С этими словами он развернулся и вышел из камеры.
– Закрывать, сэр? – осторожно спросил достопамятный рядовой.
– А труп ты там оставишь? Для красоты? – хмуро поинтересовался Глен. – Передайте его в лазарет, чтобы похоронили вместе с нашими умершими. Заодно, если вдруг им по силам, пусть попробуют определить причину смерти. А вы, – ликвидатор обернулся к заключенным, – подумайте еще хорошенько. Ложь во спасение сослуживца я вам, так и быть, прощаю. С пониманием, так сказать. Но если узнаю, что вы солгали мне о причине его смерти, обещаю, это будет последней ложью в вашей жизни.
Сказав это, Богут развернулся и устремился к выходу из тюрьмы, провожаемый доброй дюжиной взглядов.
Когда он со всего размаху опустил на дверь мониторной пудовый кулак, казалось, она просто вывалится вместе со стеной, в которую встроена, – столько силы вложил Глен в этот удар. Он сдерживал гнев, беседуя с надзирателями и заключенными, чтобы не упустить ни одной важной детали. Но теперь, стоя у входа в мониторную, ликвидатор наконец дал волю эмоциям.