Ликвидация (СИ)

На третьем, последнем этаже майор Довжик по очереди постоял перед всеми тремя дверьми, выходящими на лестничную клетку, прислушался, перегнулся через перила и посмотрел вниз. Извлек из кармана большую связку отмычек и, быстро перебрав их в ладони, вставил в замок одной из дверей длинный ключ с затейливо изогнутой бородкой. Раздался тихий щелчок, и дверь бесшумно распахнулась. Из длинного коммунального коридора пахнуло духотой, настоянной на пыли и слабом запахе сладких женских духов.

Осторожно ступая по половицам и на ходу пряча в карман связку отмычек, Довжик подошел к двери, ведущей в небольшую комнату. Настороженно обернулся, держа в руке пистолет, - в коридоре по-прежнему никого не было… Глубоко вздохнул и толчком ладони распахнул дверь.

Сидящая на диване худенькая стройная женщина молча взглянула на нежданного визитера. Она не испугалась, увидев пистолет в руках гостя, только слегка подняла красиво очерченные брови.

- Чего смотришь?… Я от Чекана…

- От кого? - еще выше, теперь уже недоуменно вскинула брови Ида.

- Что ты мне дурку строишь! - прошипел Довжик. - От Чекана! Собирайся, живо…

- А ты кто?

- Конь в пальто, - буркнул Довжик, пряча оружие в кобуру. - Зови пока что мусором…

- А не обидно? - хмыкнула Ида.

- Привык уже… - Довжик устало опустился на стул, потирая лоб. - Давай пошевеливайся… Нас Академик ждет.

Секунду Ида раздумывала, потом грациозно поднялась с дивана:

- Отвернись только… Я должна одеться.

- …Бегал тут всю дорогу поначалу, даже шайку думал себе сгоношить, - рассказывал Гоцман, прихлебывая чай. - Ну а потом взялся за ум. После мореходки подался сюда. Закончил курсы младшего начсостава… К сороковому году был сержантом, к сорок первому - младшим лейтенантом… три «кубаря», как у армейского старлея… А потом началось. Июнь-июль еще гонял за ворами, а потом, 22 июля, когда первый сильный налет на Одессу был, сказал «ша»… Ох, жуть тогда с непривычки брала… Бомбежки ж до этого только в кино видели, про Испанию там. А тут «хейнкели» и «дорнье» рядами, порт горит, и все бомбы - по центру, по центру… У Фимы тогда сеструху на Приморском убило, у памятника Пушкину… - Он тяжело вздохнул. - В общем, пришел до Омельянчука, положил заявление и на фронт… Не отпускали, правда, как ценного кадра… Дали поначалу СВТ, самозарядку, намучился с ней - она ж капризная, зараза… Первый Черноморский полк Осипова… На Булдынке стояли. В сентябре, помню, было одно… - Давид неожиданно рассмеялся, глядя мимо собеседников. - Воды уже не было тогда, на Пересыпи опресняли морскую, ну и выдавали, значит, по ведру в день в одни руки… Она противная на вкус, железистая такая. А у нас поощрение было - у кого семьи в Одессе и кто отличился, давали полдня отпуска. Ну и мне выпало… Захожу домой, жена с дочкой в слезы, обнялись - а тут радио со стены говорит: «Включайте краны, будет вода»! Ну, шо тут поднялось!… Жена за кастрюли, я за тазы, дочка за чашки… Набрали воды везде, куда можно было. А потом узнал уже, шо это наши ребята водокачку на час отбили и задвижку там подняли. Ну, и полегли там все… Я тогда жену с дочкой в последний раз повидал.

Давид замолчал. Он вспомнил себя тогдашнего - худого, небритого, с запыленным лицом и мутными от недосыпания глазами. И эти бесчисленные кастрюли и чашки, наполненные водой, по всей комнате. И слезы Анечки, обхватившей его за шею: «Папочка, ты не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты уходил…»

Русначенко отхлебнул чаю из стакана в массивном мельхиоровом подстаканнике. Он слушал Гоцмана, но никаких эмоций, кроме вежливого внимания, на его лице по-прежнему не отражалось. И о себе он не произнес пока что ни слова… В кабинет заглянул встревоженный Кречетов:

- Давид, выйди. Срочно…

В коридоре майор уставился на Гоцмана возбужденным взглядом.

- Их всех отпустили. Всех.

- Кого?

- Всех стрелков! И Горелова, и Лапонина, и парочку эту, Дроздова с Симоновой - всех…

- Это как это?! - нахмурился Гоцман. - Кто?!

- Контрразведка. Показали бумагу, подписанную Чусовым… За ворота вывезли и отпустили.

Гоцман крупными шагами вернулся в кабинет. Подошел к Русначенко и в упор посмотрел в его спокойные, ничего не выражающие глаза:

- Капитан! Тебя контрразведка направила?…

Но взгляд задержанного остался непроницаемым. Он чуть усмехнулся и отодвинул от себя стакан с недопитым чаем.

Полковник Чусов налил себе из бутылки еще боржоми, с удовольствием выпил холодную шипучую воду. В июльский зной - лучше не придумаешь. Показал на бутылку Давиду, но тот от волнения не заметил мирного, приглашающего жеста.

- Шестьдесят пять трупов за одну ночь!… - Гоцман крупными шагами расхаживал по кабинету начальника контрразведки Одесского военного округа. - Кто дал тебе таких прав? Кто?!.

- Вы о чем, товарищ подполковник? - мирно осведомился Чусов, промокая губы платком.

- Людей отстреливают как собак! Внаглую! Еще и в глаза смеются…

- Преступность в городе - ваша проблема, это вы должны ее решать, - неопределенно заметил Чусов, не глядя на собеседника.