Лилия между тернами

Его рот быстро заскользил вниз по моему позвоночнику и клыки Рима едва заметно царапали меня, заставляя задыхаться и выгибать спину. Когда его влажный язык оказался между моих ягодиц, касаясь кольца жестких мышц, я вспыхнула от смущения и дернулась вперед.

— Рим! — испугано выдохнула я и попыталась перевернуться.

Но Римман положил руку на мой затылок, придавливая не сильно, но не давая сдвинуться.

— Т-ш-ш-ш. Ники, сладкая моя, я не сделаю ничего, что навредит тебе или будет неприятно. Ты мне веришь?

Я еще боролась со смущением и страхом, но уже знала ответ на этот вопрос.

— Да, Рим, — и я позволила своим мышцам расслабиться.

— Вот и хорошо, моя принцесса. Тебе понравится.

Тяжелая рука на моем затылке исчезла, и Римман, приподнявшись, провел ладонью вдоль позвоночника, а потом резко раздвинул мои ноги, опускаясь на живот между ними. Его рот и руки вернулись на мои ягодицы, и я жалобно выдохнула, сдаваясь для всего, что бы он ни сделал.

Римман целовал и прикусывал мои округлости и негромко постанывал, щекоча дыханием кожу. Его пальцы проскользнули вниз, раздвигая мои уже мокрые складки и стали двигаться внутри в очень медленном темпе. Рим чуть согнул пальцы и при каждом мучительном скольжении касался какой-то точки внутри, едва заметно, но от этого моё тело шло волнами и сжималось вокруг его пальцев. И каждый раз ощутив это, Рим тихонько рычал. Вскоре я уже не могла думать и только прислушивалась к этому танцу, в который властно вовлек Римман моё тело.

И когда его язык опять прикоснулся к моему анусу, больше не было ни сил, ни желания прятаться или смущаться.

Пальцы внутри меня стали ускоряться, и я совсем уже не контролировала себя, все настойчивей толкаясь навстречу его руке и языку. Рим опять довел меня до состояния, когда я балансировала на самом краю, изнывая от желания сорваться вниз, но не в силах сделать этого, пока он мне не позволит. Жгучие слёзы полились из моих глаз, выступившие когти кромсали простынь, а воздух отказывался поступать в легкие, сколько бы я ни хватала его ртом. Я отчаянно пыталась сама сделать хоть что-нибудь, буквально преследуя пальцы Риммана жадными вращениями бедер. Но он ускользал вместе с моим оргазмом.

— Рим, пожалуйста, пожалуйста, — прорыдала я.

И в этот момент пальцы в моем лоне стали толкаться резче, а сзади в меня мягко, но неумолимо стал проникать еще один жесткий палец Риммана. Я закричала от шока и наслаждения, когда ощутила их соприкосновение через тонкую, предельно чувствительную преграду внутри меня.

— Давай, Ники! — скомандовал Римман, и это сработало как детонатор.

Я взорвалась, крича и извиваясь, боясь, что умираю и одновременно желая этого невыносимо.

Меня еще трясло и подбрасывало на постели, а раскаленное тело Риммана уже вжало меня в постель. Его рука проскользнула под мой живот, приподнимая ему навстречу и твердый, как кость, член бесцеремонно ворвался, требуя для себя все пространство, что я могла ему дать. Мои мышцы еще сокращались внутри вокруг Риммана, и я почувствовала, как он выгнулся, рыча в потолок.

— Ники, ты даже не представляешь, что я чувствую, когда ты так сжимаешь меня внутри! Ты словно сжигаешь меня каждым этим сокращением, — прохрипел он. — Как же я хочу врываться в тебя так жестко, как только способно выдержать твое тело!

— Ну, так сделай это! — ответила я, желая почувствовать его, когда он отпустит себя.

— Нет. Еще не сейчас, моя сладкая, но скоро! — и Рим толкнулся вперед. — Очень скоро, — и моё тело сотрясает новый резкий удар бедер. — Я буду в тебе везде, — толчки нарастают, подчиняя меня. — Ты не сможешь отказать мне ни в чем, — темп сводит меня с ума, он чуть медленней того, что должен опять разорвать меня на сотни осколков, и я знаю, что это новый круг моего сладкого ада. — Ты ведь не скажешь мне «нет», Ники, никогда?

Я не могу отвечать, и Рим, пытая меня, еще больше замедляется.

— Ответь мне, моя сладкая, ты ведь никогда ни в чем мне не откажешь? — его голос хрипит у самого моего уха, а бедра продолжают виртуозный танец, вытаскивающий из меня душу. — Скажи мне, Ники. Скажи, что в твоём теле нет для меня запретных зон. Скажи, что оно моё.

— Твоё! — выдыхаю я так, словно это мой последний вздох.

Господи, разве он не понимает, что я и так принадлежу ему, вся, без остатка, до дна, до пепла.

— Скажи, что ты моя! — хрип Риммана превращается в рык.

— Я твоя, твоя, Рим! — разве он не видит? — Умоляю, не мучай меня больше!

— Чего ты хочешь, моя принцесса?

— Сильнее, я хочу сильнее и быстрее, Рим! — мой голос полон отчаяния.

— Все, что захочешь, моя сладкая девочка!

И Рим дает мне скорость и силу, от которой я улетаю в невесомость, бессильно выдыхая, потому что на крик больше нет сил.

— Все, о чем попросишь! — рычит Римман, и его тело жестко сокращается вокруг меня и глубоко внутри.

Весь его немалый вес обрушивается на меня, но мне это нравится, потому что от этого судороги его тела становятся еще ощутимей, сливаясь с моими собственными.