Вы её упустили, и это ваша потеря. Теперь она моя. Со всеми потрохами. Еще пару дней ласковых слов и охрененного секса, и у неё не останется собственных мозгов. Эта малышка любит меня, обожает мой член и уже готова на все ради возможности ощутить его внутри. Так что ты или выбираешь меня, или проигрываешь.
— Может и так, Римман. Но какие у меня гарантии, что ты не действуешь в интересах этого милого котеночка? Может, все обстоит как раз наоборот? И это ты готов сунуться хоть в пекло, чтобы обезопасить её жизнь и соблюсти её финансовые интересы? Может, она взяла, наконец, тебя за яйца так крепко, что ты на все готов, лишь бы она была счастлива. С нами, мужиками, такое иногда случается.
— Ты можешь поверить в то, что после всех баб, что у меня были, девственница, которая ни хрена не может в постели, могла взять меня за яйца?
Римман и Локи расхохотались таким жестоким и презрительным смехом, что у меня все замерло внутри.
— Охренеть, Волк, вот не знал, что ты любитель женских сопливых романов! — давился смехом Римман. — Нет, она конечно очень красивая, тут не поспоришь. Но ты же знаешь мои правила — я не повторяюсь с бабами. И поверь, единственное, что заставляет мой член по-прежнему подниматься на неё, это херова куча бабок, которые прилагаются к это милой, но уже жуть как надоевшей мне заднице.
Телефон выскользнул у меня из рук и, упав вниз на землю, разлетелся. Боль была такой, что я просто онемела.
Упав на спину внутрь комнаты, я скрутилась на полу, стараясь изо всех сил не завыть. Вот, значит, как? Никакой любви, которую придумала глупая Ники? Никакого даже крошечного намека? Никакой старой дружба или хотя бы теплой привязанности? Только голый расчет. Больно, как же мне больно. Невыносимая мука, которая останавливает сердце. И мне хочется, чтобы оно остановилось. Ведь тогда эта бесконечная череда мучений и предательства в моей жизни тоже закончится. Нет больше сил, чтобы бороться. Нет сил даже на то, чтобы дышать.
Ну и пусть. Я вытягиваюсь на полу и с какой-то извращенной радостью слушаю, как удары сердца становятся все реже. Интересно, оно остановится совсем, если я очень этого захочу? Холод разливается внутри.
И в этот момент моя кошка гневно встряхивается внутри. Ей не нравится боль, она желает бороться с ней. У неё нет причин для печали, её эмоции и потребности примитивны, и в них нет места глупым переживаниям. Она хочет взять контроль, и я отпускаю её.
Через минуту я уже смотрю на окружающее её глазами. Отряхиваюсь и позволяю вырваться тихому недовольному ворчанию. Мне не нравится замкнутое пространство дома.
Вспрыгиваю на подоконник и смотрю вниз в поисках лучшего места для приземления.
И замираю, увидев, как из-за угла дома выскальзывает смутный силуэт большого кошачьего тела. Мои охранники. Не-е-е-т. Теперь-то я уж точно знаю, что они мои тюремщики.
Я затаиваюсь и смотрю, как в другом конце двора второй перевертыш внимательно обследует каждый уголок двора. Они ведь боятся, что кто-то придет извне. А как быть с тем, что я хочу ускользнуть наружу? Они ведь учуют меня и бросятся в погоню. А я не хочу больше тут быть. Меня здесь больше ничто не держит. Меня нигде больше ничто не держит.
Перевертыши исчезают. Как часто они делают обход? В любом случае времени у меня, похоже, немного. Собравшись, я отталкиваюсь как можно резче от подоконника и прыгаю в соседний двор. Конечно, если бы я была более сильной или чаще практиковалась, вышло бы гораздо лучше. Но сейчас меня вполне устраивает, что удалось приземлиться бесшумно. Оглядываюсь на дом Риммана. Боль и тоска человеческой половины опять поднимаются внутри, заставляя лапы подогнуться. Это мне не нравится. Боль — это плохо. Она вызывает желание бежать как можно быстрее и дальше. И я это делаю. Позволяю телу двигаться, неслышно перемахивая через заборы. Я не вернусь туда, где причиняют страдания. Это против всех моих инстинктов. Я вообще не хочу возвращаться в человеческую жизнь. Что там осталось такого, к чему бы стоило тянуться? Я ничего не вижу, кроме боли. Только рехнувшееся животное захочет вернуться туда, где причиняют мучения. Я не такая.
Глава 21
Римман.
Байк послушно проглатывал километры до дома. Я гнал почти на предельных оборотах. Я люблю скорость. Всегда любил. Но сегодня причина этой гонки не в моем желании получить удовольствие от самого процесса. Я хочу домой. Впервые за долгие годы у меня опять появилось ощущение, что место, в котором я живу, это не просто земля, стены, недвижимость, принадлежащая мне по закону, а ДОМ. Место, куда хочется вернуться, где хочется быть каждую минуту, когда не мешают дела.
И все потому, что там была Ники. Моя Ники. Теперь уже моя. Ощущения дома всегда было связано с ней. Даже тогда давно, когда мы были еще детьми. И боль от потери этого чувства тогда сожгла моё сердце, сделав его на долгие годы куском черного, мертвого камня.