Лилия между тернами

Когда я увидел её впервые, всю такую чистенькую и ухоженную, хорошо пахнущую малявку, которая сидела и болтала ногами на красивом стуле в роскошном кабинете её отца, то жутко захотелось её стукнуть. Так, чтобы в этих словно мультяшных зеленых глазках появились слёзки. За то, что скривила свой хорошенький носик, почуяв, как мы пахли. Еще бы, долбаная принцесса не привыкла, что от кого-то может разить, как от отбросов! Швырнуть бы её на ту помойку, где мы жили, посмотрел бы я на неё в первую же ночь, когда вокруг начинают шастать крысы и собаки — такие же голодные и грязные, как мы. Стала бы она кривиться, когда её одежда и тело пропитались бы насквозь той же вонью? Хотя такой, как она, и суток не продержаться в этом месте. Её тут же срисовали бы старшие бродяги и продали бы какому-нибудь извращенцу, которые вечно рыскают по улицам в поисках свежего «мяса». Я помню, как меня передернуло от этих мыслей при воспоминании о собственном опыте, и стало почему-то стыдно. Мне повезло, что я уже был достаточно взрослым, когда столкнулся с таким ублюдком, и что он не ожидал во мне той силы, которая проснулась в тот момент, когда он попытался поиметь меня, накормив и подпоив пивом. Урод сдох, захлёбываясь своей кровью с удивленным выражением лица. Я даже и не думал испытывать угрызения совести по поводу его смерти. Наоборот, я обыскал его одежду и забрал все ценное, что смог найти.

Но у такой, как она, не было бы шансов. В лучшем случае её растерзанное тельце нашли бы утром те же собаки и крысы. И это было бы милосердным выходом. В противном случае она могла стать живой игрушкой для какого-нибудь подонка на долгие годы, а когда подросла, то её перепродали бы на панель или просто выкинули обратно на улицу.

Это была та реальность, в которой я жил. А эта маленькая принцесса наверняка даже и понятия не имеет о подобных вещах. Как и о голоде, и о холоде. Живет тут, окруженная всеобщей заботой и обожанием, и кривит лицо при виде таких, как я.

Услышав предложение её отца, я одновременно обрадовался и разозлился. Обрадовался, что этот огромный и сильный мужик не какой-то там гребаный педофил. А взбесился из-за того, что он притащил нас в свой роскошный дом, чтобы мы стали прислугой для его чистенькой доченьки. Практически рабами этой избалованной малявки.

Но заставил себя смириться. Впереди зима, так почему бы не пересидеть в тепле и сытости, подыгрывая этим богатеньким идиотам? И я согласился, хоть на самом деле даже не думал и пытаться.

Новая жизнь была не так уж и плоха. Нет, я, понятное дело, не собирался никому кланяться в ножки за новые тряпки и жратву от пуза. Старый Барс нас не жизнью наслаждаться сюда привез, а дочурке его угождать. Хотя, если честно, она была какая-то пришибленная. Вместо того, чтобы капризничать и ногами сучить, привлекая к себе внимание, всегда была тихой. Словно привыкла быть невидимой. Когда Ариман и Даниан пытались вовлечь её в игру, стараясь сблизиться, как и сказал её отец, она выглядела скорее шокированной и растерянной, чем обрадованной. Как будто была напугана тем, что её заметили. Я насмехался над попытками Аримана и Даниана угождать этой малявке и её отцу. Херь какая!

Идея провести всю зиму в этом доме стала казаться не такой уж офигенской, когда выяснилось, что весь наш день должен был быть занят всевозможными занятиями. Нас учили писать и читать, правильно себя вести за столом и в обществе, культурно разговаривать. Зачем мне все эти гребаные знания на улице?

Единственное, что мне нравилось — это уроки боевых искусств. Вот с этого я реально тащился. Но даже они не смогли бы меня удержать, когда я решил, что такая жизнь не по мне и захотел уйти, где-то через неделю. Не мог я жить взаперти, хоть тресни.

Дождавшись, когда все уснут, я набил рюкзак не только теми шмотками, что предназначались мне, но прихватил кое-что у Аримана и Даниана. Не обеднеет старый Барс, новое им купит.

Выскользнув из комнаты, я решил пройти на кухню что бы стянуть жратвы на первое время и может чего-нибудь на продажу. Но проходя мимо комнаты нашей принцессы, я услышал странные звуки, похожие на сдавленное мяуканье. Постояв немного, я четче расслышал тихие рыдания. Тысячу раз слышал раньше, как плачут другие. Улица не то место, где часто слышишь звуки радости. Но почему-то именно эти придушенные всхлипывания свернули узлом мои кишки. Из-за чего может так безутешно плакать по ночам такая малявка, живущая в роскоши и сытости? И, сам не знаю зачем, я вошёл в её комнату. Вот, наверное, тогда все и изменилось в моей жизни.

Ники испуганно замерла, вытирая слёзы и глядя на меня этими своими мультяшными глазами. Я не понимал, зачем я топчусь тут, на её пороге, когда должен уже валить отсюда как можно быстрее. А потом она призналась, что ей страшно и попросила посидеть с ней. Не, ну нормально, да? Разве она не могла пожаловаться своему папаше? Он бы быренько велел целой толпе нянек стеречь её сон.