Поляна была пустой и тихой. Никого не было. Постояв немного в тени кустов и поозиравшись для верности, я все же вышла в центр поляны. Обнюхала холодное кострище и бревна, на которых раньше сидели ребята. Похоже, что здесь не было никого несколько дней, и запахи почти исчезли.
Покрутившись, я двинулась дальше. Саднящая внутри боль человеческой половины вынуждала двигаться, ведь это помогало хоть как-то унять грызущее ощущение пустоты.
Справа был какой-то водоем. Не то, чтобы кошки любили воду. Но сейчас все равно куда двигаться.
Подойдя ближе, я почуяла автомобиль и человека. Знакомого. Недовольство шевельнулось. Человеческая часть сейчас против любых знакомых. Но любопытство и память кошки взяли верх. Она помнила, каким забавным был этот человек в прошлую встречу.
Тихонько подкрадываясь, я подошла и стала наблюдать, оставаясь невидимой.
Парень сидел на берегу и бросал камни в воду, заставляя их подпрыгивать несколько раз, отталкиваясь от воды. Мне нравилось следить за этими веселыми камнями, и я приблизилась ближе и села прямо за его спиной. Человек пах раздражением и даже чем-то, что напоминало те же самые эмоции, которые испытывала я. Боль опять зашевелилась внутри, и я тихонько заворчала, прогоняя её в глубь.
Парень развернулся так резко, что я в испуге отскочила и зарычала, ощерившись на него. Секунду на лице Миши было замешательство, а потом его лицо просияло.
— Киса! — радостно воскликнул он и присел лицом ко мне. — Т-с-с-с! Тише, киса! Это же я! Я же столько дней приезжал сюда. Волновался, как ты, не голодаешь ли? Где ты была все это время?
Голос парня стал тихим и воркующим. Это успокоило меня, и я опять уселась, глядя на Мишу, наклонив голову набок. Забавный. Дружелюбный. Безопасный.
— Киса, моя красавица, — бормотал парень, медленно подбираясь ближе. — Я так переживал за тебя. Боялся, что тебя опять поймали и заперли. Но ты ведь умная, да, моя киса? Ты не позволила никому найти себя.
Миша, продолжая успокаивающе ворковать, оказался совсем рядом. Он поднял руку и остановил её в нескольких сантиметрах от моей головы, словно спрашивая разрешения. А мне вдруг остро захотелось хоть какого-то живого контакта. И я боднула своей головой его руку, позволяя погладить себя. Восхищенный сдавленный вздох вырвался из горла парня, и он запустил свои пальцы в мою шерсть.
— Господи Боже! — словно задыхаясь пробормотал он. — Ты такая… Я никогда в жизни не прикасался ни к чему такому… Просто как сокровище… Истинная роскошь. Настоящая… Настоящая красота.
Совершенно без предупреждения парень вжался лицом в мой мех и кажется даже всхлипнул. Первым побуждением было шарахнуться от этого дерзкого прикосновения.
— Как же я устал, киса, — прошептал Миша, и я замерла под его нуждающимися пальцами. — Как же все хреново! Я так завидую твоему миру. В нем все просто и не нужно ни притворяться, ни одевать маски, только и думая, как увернуться от удара в спину.
Ну, это весьма спорно, человек. Хотелось ободряюще хмыкнуть, но в нынешнем образе это невозможно. Вместо этого я просто улеглась на земле, оказывая этому парню необычайное доверие. И Миша, интуитивно почувствовав это, уткнулся носом в мою шкуру и что-то негромко говорил, говорил. Мне, как кошке, далеко не все было понятно. Скорее, вообще ничего, кроме эмоций. Вот их волны я улавливала безошибочно. Боль, разочарование, тоска и одиночество. Я чувствовала их запах, буквально улавливала их на своем языке. В этом смысле люди так открыты и очевидны.
Миша выливал на меня свою муку, и я вполне была готова её принять и понять. Я ведь знала, как это больно — быть разочарованным в самых близких. Знала, каково это — быть одинокой, когда вокруг полно народу, и они, вроде, тебе и не чужие. И мне сейчас было искренне жаль его. Ведь в отличии от него у меня был защитный механизм. Моя толстая кошачья шкура спасала меня не только от холода и травм, но и прятала меня, как человека ранимого, так далеко, куда никому не добраться. Природа оказалась так щедра с перевертышами, подарив нам эту возможность — когда человеческой боли и эмоций становится чересчур много, мы могли спрятаться от них в животном облике. Не забыть или перестать чувствовать, а просто отстраниться, оставив их где-то на границе сознания. Но при этом не мешало мне сейчас быть губкой, впитывающей боль Миши.
Прошло какое-то время, прежде чем он отстранился и посмотрел на меня красными, влажными глазами.
— Я знаю, что ты не понимаешь, киса, но ты просто как глоток живой воды. Не знаю, что в тебе… Просто хочу сказать, что я уезжаю. Не могу больше тут оставаться. Пока не знаю, куда и как сложится, главное, подальше отсюда.
Он выпрямился и провел по линии моей длинной спины чуткими пальцами.
— Не знаю, поймешь ли ты. Поехали со мной, киса. Обещаю, доставлю тебя в такое место, где тебя никто искать не будет. Это, конечно, далековато отсюда, но место офигенное! Это дом моего покойного деда. Там кругом лес и глушь непролазная. То, что тебе нужно, киса. Я останусь там с тобой и буду заботиться, пока ты выживать не научишься. Поехали, киса!