Илья лихорадочно размышлял. Вскоре он принял решение.
– Где гипс? Я его надену. Ещё не время. Врач говорил, что еще три дня…
– Не знаю, вероятно, в толще мусорок, – цокнула я. – Хотя… вообще мусоровоз уже вывозил мусор, так что мой гипс мчится куда-то на переработку или на свалку.
– В смысле, ты реально его выкинула? – завизжал-заистерил Илья.
– Илюш, я не хочу тебя расстраивать еще сильнее, но врач его снял еще три недели назад. Задолго до твоего приезда. Подумай сам: я же накладывала гипс в Москве. Откуда ещё мне знать, как в поликлинике Питера расположена травматология и рентген? Я, между прочим, жестко прокололась на этом, но ты даже нее обратил на эту мелочь внимания…
На Илью страшно было смотреть. Он попеременно бледнел и краснел. И он явно разозлился. Ужасно разозлился.
– Ты меня обманула, – прорычал он. – Зачем? Это была чья гениальная идея? Руськи?
– Илюш, пожалуйста, не паникуй, – миролюбиво заметила я. – Зато мы можем, наконец, нормально, общаться на равных… Ничего хорошего в процедуре снимания гипса нет, поверь. Муторно и скучно.
– Ну ещё бы, – прошипел Илья. – Зато сейчас будет весело. Я зол. Где… твой молоток для мяса?
– На кухне. В ящике. Будешь мне заново ногу ломать, чтобы вернуть гипс?
Илья нехорошо усмехнулся.
– А ты как сама думаешь?
– Ну, – задумчиво произнесла я. – Я определенно была плохой девочкой. Меня надо наказать. Жестоко наказать за обман.
– Играешься? Весело тебе? – прорычал Илья. – Напрасно. Сейчас плакать будешь. Кровавыми слезами.
– А, ну наконец-то, – улыбнулась я. – А я всё думала, когда ты психанешь. Илюх, ты мне ту же ногу сломаешь или другую?
– Обе! – рявкнул Илья, роясь в ящике со столовыми приборами.
– А-а-а… – цокнула я понимающе. – Настолько зол? А врачу что скажешь? Как появилась травма? Надо ж как-то натурально, чтобы не заподозрили тебя, милый. А ты сможешь натуралистично отыграть убитого горем друга или влюбленного? Слушай, я сейчас подумала… Если я вылупилась из кокона, может, мне снова шагнуть из окна? Как считаешь?
– С…ка …банутая, ты вообще меня не боишься, что ли? – рассердился Илья. – Бессмертная? Я не шучу.
– Молоток в другом ящике, психопат ты мой дорогой, – заметила я. – Там, кстати, ещё ножи были. Я вчера перед сном наточила. Все. Сковородка в духовке. Скалка на сушилке. Хз, чем там тебе удобнее.
– Кухонный топорик нашёл, – мрачно произнёс Илья. – Тебе хана.
Я посмотрела на него и начала торжественно декламировать:
Илья с совершенно невменяемым видом смотрел на меня.
– Это Афанасий Фет, – хихикнула я. – Стихотворение называется «Бабочка». Было написано в 1884 году. Краткая историческая справка. Кстати, я на столе, на всякий случай, подготовила бинты, вату, «Хлоргексидин» и прочее…
– Я понял, – хмыкнул Илья, опуская топорик. – Ты нарываешься. Ты… меня осознанно провоцируешь. Зачем ты это делаешь? Чего хочешь?
– А как сам думаешь? – шально улыбнулась я, медленно расстегивая на себе рубашку и широко разводя ноги в стороны. – Злость – это же… м-м-м… сильная эмоция. Смотри, какой ты возбужденный. Вот-вот лопнешь. А ты ещё не видел, какая я подготовленная… у-у-у… Так ты сначала меня поломаешь, а потом… или наоборот? Как хочешь? А, я поняла: на фиг тебе секс. Просто убьёшь. Но имей в виду: если что, я в центре композиции хочу быть. Самая жирная и наглая бабочка. Прям максимально крупный снимок. Так… и это… не кидай мне красных бумажных бабочек на труп, имей уважение. Хочу фиолетовые. Против белых ничего не имею. А красные – это смотрится дёшево.
Я захихикала и принялась провокационно покачиваться, напевая и сладострастно закатывая глаза:
– Попробуй муа-муа, попробуй джага-джага… Попробуй у-у… Мне это надо, надо…
Илья бросил топорик на пол и сам сел туда же, жадно облизнувшись.
– С…ка, я не знаю, кто ты, но ты мне уже нравишься, …банашка, – признался он. – Продолжай раздеваться.
– Не, – пошло улыбнулась я. – Не пойдёт. Сначала ты. И под музыку. Что-нибудь эротичненькое включи. У тебя в телефончике много чего интересного, верно? Например, Катя Лель.
– Верно, – согласился Илья, принявшись искать трек «Мой мармеладный».
– Илюш, – медовым голоском произнесла я, полустекая с диванчика и подползая к журналисту на коленях. – А я у тебя в телефончике еще одну папочку нарыла…
– И что? – мурлыкнул Илья.
– Что там? – принялась расстегивать Илюхины джинсы я.
– Что у меня в штанах? – сально улыбнулся Илья. – А сама не знаешь? Член. Яйца. Жопа. Всё, как у всех.
– В папке, – легонько куснула за ушко журналиста я.
– Личное, – томно вздохнул Илья.