Лиловые люпины

Разве без талисмана удалось бы новенькой за несколько месяцев подчинить себе чужой, крепко сбитый, трудный и странный класс, в коллективе всегда тянувшийся быть сознательным и законопослушным, но если взять каждую в отдельности — постоянно готовый преступить всякий закон и пойти на любую несознательность? Неужели удалось бы ей без волшебства разоблачить и сделать своей свитой гордячек ОДЧП? Устыдить и заставить признать свое поражение несгибаемо самодовольную Тому? (Может быть, Пожар уже подбирается и к власти над самой МАХой?) Привела же она меня, самую неподчиняющуюся, защищенную своей писаниной, надежными убежищами МОИХ, «Межпланки» и нашего с Жозькой устного принцессинского мира, к сегодняшнему, внезапному и тайному, почтению и трепету перед собой…

Правда, намеренный сговор родителей с Пожар безусловно отпадал: они вряд ли подозревали о самом ее существовании. Я только однажды, и то мельком, говорила дома, что у нас в классе новенькая, Пожарова. А о том, что в декабре она заняла пост Орлянки, я нарочно умолчала. Падение Орлянки вызвало бы у них у всех законное соображение: Наташка когда-то дружила, а временами и теперь общалась со мной — и результат налицо! Всякий, кого хоть краем коснется мое тлетворное влияние, неизбежно терпит крах; а вероятней всего, моя неистребимая порочность с малых лет заставляла меня выбирать себе подобных же, затаенно-испорченных подружек.

«Вот вам и отличница, и комсорг, и скромница, — позлорадствовала бы мать, — но коли уж эта с ней якшалась, стало быть, есть в ней врожденная червоточина. Долго же, смею добавить, хваленая Орлянская держала всех в неведении!» И бабушка окружила бы эту мысль целым снопом народной мудрости: «Не зря говорят, в тихом омуте черти водятся! Но сколько веревочка ни вейся, а конец будет! Раскусили тихоню, — а тихий орешек громко колется!»

И даже если, допустим, предположить такую нелепицу, что Пожар по собственной инициативе за моей спиной вошла в отношения с ними со всеми, чтобы иметь обо мне домашнюю информацию, такой ее шаг недолго остался бы секретом. Бабушка быстро проговорилась бы, не смогла бы удержаться и не ткнуть меня носом в мою примерную одноклассницу, которая свела знакомство с замученной (забитой ногами!) семьей, дабы облегчить ее тяжкую долю. Вздорное это предположение тоже отпадало. Нет, не иначе как волшебный талисман, небывалые чародейские силы стояли за Пожар. Она знала заранее и, действительно, пыталась предупредить меня тогда, возле биокаба, когда мы с Кинной дали ей столь дружный отпор. И вот я начала «кушать травку и просить добавку».

Но в таком случае Пожар еще милосердно щадит меня: ей известно больше, чем она сочла нужным выдать, — вездесущая, владеющая талисманом, она знает все тайны нашей семьи, даже те, которые стыдливо утаены от остальной родни.

Не она ли, Пожар, ввинчиваясь в воздух нашего дома, кучерявит безвыходными спиралями и речевые обороты матери, и дым ее неизменной папиросы «Звездочка», всегда лежащей на краю массивной пепельницы мясного мрамора с желтоватыми жировыми прожилками?

Не она ли придает такую тяжесть маленьким серым мешочкам с гвоздями, которые отец получает в инвалидных лечебно-производственных мастерских? Нужно кусачками удалить с каждого крошечного гвоздика железные крылышки, окружающие острие, после чего гвоздик уже годится для вбивания. Обкусав несколько килограммов гвоздей, отец может немножко приработать к пенсии. С нормой он не справляется, и мы всей семьей, вооружившись кусачками, пособляем ему по вечерам. Так вот не Пожар ли мучительной усталостью окостеняет наши пальцы, повторяющие и повторяющие нескончаемое движение ручками кусачек, которыми мы преодолеваем металлическое сопротивление крылышек? Не она ли неожиданным колдовским пролетом взвихряет над клеенкой серую железную пыль, попадающую нам в глаза?

И уж не она ли, бесплотно шмыгая под семейным абажуром во время визитов родни, каждый раз задевает и раскачивает призрак старого спорного почтового перевода, бессменно подколотого ржавой булавкой к абажурному волану?..

А если ей дано выслеживать меня и на улицах?.. Тогда она, виясь меж голыми ветвями Парка и вплетаясь в сотрясающий ночной рык льва Цезаря, видела, как мы целовались с Юркой, слышала, о чем мы шептались…

А Бежевый? Не мытьем, так катаньем, но он пошел провожать Пожар!..

Талисман и только талисман! Не что иное, как волшебство!

Теперь, конечно, я понимаю, что безлично-множественная фраза «тебя предупреждали» была всего лишь совпадением, тактическим ее ходом с целью устрашить меня и подмять, но в то время… Впрочем, гонителю, должно быть, во все времена выгодно внушать жертве веру в свои нечеловеческие силы и мистическую осведомленность.