Лиловые орхидеи

Я целую ее лицо, волосы, руки. Я глажу ее – но так, чтобы это не выглядело непристойно.

– Ты попала в аварию, – говорю я ей.

Она осторожно кивает, значит, это еще причиняет ей боль.

– Я знаю, – шепотом произносит Бэйлор.

Я беру чашку с водой, которую мне протягивает медсестра, и подношу к ее губам.

– Бэй, мы так соскучились. Почти все здесь. Твои родители. Скайлар. Моя мама. То есть не здесь, в больнице, – говорю я. – Моя мама и Скайлар с Мэддоксом, а твои родители в гостинице. Пайпер в Австралии, пытается прилететь сюда. Я им позвоню.

Она переводит взгляд с меня на настенные часы. Три часа ночи.

– Подожди, – шепчет она. – Пока я хочу только тебя.

– Хорошо, милая. Хорошо.

Я наклоняюсь и снова целую ее. В палату заходит молодой врач.

– Я доктор Йохансен, дежурный невролог. Ваш лечащий врач придет через несколько часов.

Он пару минут изучает карту Бэйлор и задает ей несколько вопросов. Затем осматривает ее, после чего говорит:

– Все выглядит просто замечательно. Утром вам сделают снимок, чтобы убедиться, что отек мозга уменьшается. Мне сказали, что у вас есть еще несколько незначительных травм, но я не вижу никаких препятствий для полного выздоровления.

Я выдыхаю и отпускаю руку Бэйлор, которую держал мертвой хваткой. Я повторяю про себя его слова. Полное выздоровление.

Медсестры еще немного возятся в палате и потом уходят, выключая весь свет, кроме лампы в углу, – но ее достаточно, чтобы увидеть слезы в глазах Бэйлор.

– Ты будешь в порядке, Бэй, – говорю я, залезая в постель рядом с ней.

– Я не про себя, – говорит она.

Она закрывает глаза, и из них вытекают еще слезы.

– Кэлли… Кэлли ушла, да?

У меня сжимается сердце. Я киваю.

– Медсестры рассказали тебе, пока я спал?

Она слабо качает головой.

– Нет. Я уже знала. Не знаю откуда, – говорит Бэйлор сквозь рыдания у меня на груди. – Я помню, что слышала что-то про ее могилу. Наверное, я все-таки воспринимала обрывки ваших разговоров. Мне кажется, я уже давно это знаю. Еще я знаю, что твоя мама приехала. Кажется, я слышала ее голос.

Она оглядывается по сторонам.

– Как долго я пробыла здесь?

– Две недели, – говорю я. – У тебя была серьезная травма головы и небольшой отек мозга. После того как тебя привезли сюда на «Скорой», ты не очнулась, и тебя поддерживали в состоянии комы, чтобы мозг мог восстановиться. Еще у тебя ушиб ребер, рана на ноге, царапины на левой руке и на боку и небольшие порезы на лице, которые уже начали заживать.

– Порезы на лице?

Она трогает крошечный шрам под подбородком, с которого уже сняли швы.

– Поэтому все казалось красным, да? У меня были порезы, и я висела вверх ногами. Наверное, кровь залила мне глаза.

Я держу свою прекрасную девушку в объятиях, а она рыдает, заново переживая аварию, и пытается свыкнуться с мыслью о смерти подруги. Она засыпает в слезах, а я просто обнимаю ее, пока утром меня не прогоняет одна из медсестер.

Я обзваниваю всех, пока медсестры занимаются Бэйлор. Скайлар визжит от радости. Мама Бэйлор не может сдержать рыданий и говорит, что позвонит Пайпер, чтобы та все же не летела сюда. Крис благодарит меня за то, что позвонил. Хрипота в его голосе говорит мне, что он еле сдерживает слезы.

Когда медсестры убрали катетер и привели Бэйлор в порядок, меня наконец-то снова пускают к ней, и она говорит:

– Мне нужно с тобой поговорить.

Я сажусь на край кровати и поглаживаю ее нетронутую ногу сквозь одеяло.

– Мне тоже нужно с тобой поговорить, – говорю я.

– Я начну, ладно? – просит она.

Я киваю.

– Я ехала к тебе, чтобы сказать, что не могу оставаться в Лос-Анджелесе.

Она виновато смотрит в пол:

– Я тебя люблю, Гэвин, но нам с Мэддоксом здесь не место.

Я прикладываю палец к ее губам, чтобы она не продолжала.

– Знаю, милая.

Ее глаза широко раскрываются и наполняются слезами.

– Кэлли сказала тебе перед смертью?

– Нет, – с грустью говорю я. – Я не видел ее после того, как ее привезли в больницу.

– Тогда как ты узнал?

– Бэйлор, когда уже в твой толстый поврежденный череп проникнет мысль о том, что я тебя знаю? Иногда мне кажется, что я знаю тебя лучше, чем ты сама.

Она молча смотрит на меня, а ее глаза блестят.

– Думаешь, я не наблюдал за тобой весь последний месяц? Не наблюдал за Мэддоксом? Сначала вы оба были так счастливы, – говорю я. – Ты много писала, а Мэддокс был в восторге от нового места. Но через несколько дней ты изменилась. Мэддокс изменился. Я подумал, что вам нужно время, чтобы привыкнуть. Но шли недели, и ты перестала рассказывать, сколько слов написала за день, а Мэддокс ничего не рассказывал про школу, потому что не мог сказать о ней ничего хорошего. Я знаю, что вы оба пытались влиться, но все было написано у вас на лицах. Вам тут не нравится.

На ее лице я вижу смесь вины и облегчения.

– Да, – признается она. – Я ненавижу Лос-Анджелес, но люблю тебя.

Бэйлор крепко сжимает мою руку.