Внезапно карета остановилась, и сердце Мадлен бешено застучало. Кто-то открыл дверь и протянул руку, отрывисто приказав выбираться наружу. Мгновение помедлив, женщина повиновалась, от всей души надеясь, что ее покорность сыграет ей на руку.
Незнакомец, чье лицо она не могла видеть, вцепился в ее запястье железной хваткой и теперь буквально тащил Мадлен за собой в захудалый постоялый двор.
Оказавшись в полутемном зале, в котором стоял запах кислой капусты и чего-то подгоревшего, мужчина что-то отрывисто бросил хозяину. Тот, услужливо кланяясь, указал рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. Коротко кивнув, незнакомец, подталкивая готовую в любой момент лишиться чувств Мадлен перед собой, начал подъем по лестнице. Женщина чувствовала его руку на своей спине и понимала, что у нее нет возможности позвать на помощь. От осознания этого ее прошиб холодный пот, несмотря на то, что в помещении было довольно-таки душно.
Остановившись у первой же двери, мужчина открыл её и довольно грубо втолкнул Мадлен внутрь. Затем вошел сам. Женщина упала на грубый деревянный стул, краем уха услышав, как в замочной скважине два раза повернулся ключ.
Совсем рядом с ней раздались тяжелые шаги. Чиркнула спичка, и пламя ее на миг озарило суровое лицо со шрамом. Мадлен застыла. Она узнала мужчину, с которым она танцевала на прошлом балу. Теперь же, когда пламя одинокой свечи неясно озарило лицо ее похитителя, он заговорил на чистейшем французском:
- Здравствуйте, мадам де Круа. Как поживаете?
Мадлен немного опешила. Она так давно не разговаривала на родном языке, что, казалось, ее язык еле ворочался, когда она, замирая от страха, ответила:
- Кто вы? Что вам от меня нужно?
Кривая ухмылка исказила лицо собеседника:
- Помните, тогда, на балу, я говорил, что всему свое время, мадам де Круа? Так вот, это время пришло.
И снова Мадлен почувствовала, что знает этого человека.
- В таком случае, мессир, потрудитесь назвать свое имя, - женщина попыталась вложить в свои слова как можно больше льда и яда.
Мужчина наклонился к ней и хриплым шепотом произнес:
- Вам ведь кажется, что мы знакомы, не так ли? Что-то до боли знакомое, не дающее покоя? А я-то надеялся, что вы вспомните. Ну что ж, пришла пора напомнить вам, мадам, тот июльский день 1789 года, когда я пообещал найти вас на краю света…
Догадка золотой молнией сверкнула в мозгу Мадлен. Женщина вскрикнула, ее сначала обдало нестерпимым жаром, а затем бросило в холод. По спине пробежали мурашки, каждый волосок стал дыбом.
- Анри, - слабо прошептала она и в тот же миг лишилась чувств.
***
В это же время, на другом конце Лондона, Филипп де Круа не мог найти себе места от волнения. Его жена отсутствовала дома уже около трех часов. Давно стемнело, но Мадлен до сих пор не появилась. Часы на каминной полке показывали пять часов вечера. Не зная, что и думать, Филипп решил послать посыльного с запиской к Хантерсонам. Когда дело было сделано, оставалось только надеяться на лучшее.
***
Мадлен пришла в себя от того, что кто-то бережно смачивал ее виски и лоб мокрым носовым платком. До нее донесся легкий запах нюхательных солей, витавший в комнате. Женщина открыла глаза и обнаружила, что по-прежнему находится в той самой комнате, только теперь лежит на кровати, а у изголовья сидит Анри де Тальмон и пытается привести ее в чувство.
«Анри!»
Снова яркая вспышка воспоминаний, и Мадлен резко села на кровати.
- Очнулась? Вот и отлично.
Анри отложил платок в сторону и испытующе взглянул в смятенные глаза Мадлен. Впервые в жизни женщина не знала, что и сказать. Она впитывала в себя каждую черточку лица де Тальмона, каждый седой волос в его некогда золотой шевелюре. Не без содрогания смотрела на уродливый шрам, красной линией перечеркивающий когда-то красивое, одухотворенное лицо.
- Вы, наверное, сейчас думаете, как это возможно, - наконец заговорил Анри, вдоволь насладившись состоянием Мадлен, - вы ведь со своим мужем-предателем давно похоронили меня, посчитав убитым, растерзанным чернью. А я ведь давал вам клятву, мадам де Круа, что я вернусь и найду вас. И вот, спустя столько лет, мне это удалось.
- Но… как? – еле выдавила из себя Мадлен, поражаясь тону голоса мужчины. Он был бесцветным, ничего не выражающим.